СПИВШИЙСЯ МУЖ ИЗМЕНЯЛ ПЬЕХЕ В САУНЕ С БАЛЕРИНОЙ 

25000 долларов украл у великой певицы умственно неполноценный приятель ее домработницы 

Об интервью с Эдитой Пьехой мы договаривались больше полугода. Пытались встретиться с ней во время ее приездов в Москву. Но всякий раз что-то не получалось. Пришлось ехать в командировку в Санкт-Петербург. Но мы нисколько об этом не пожалели. Пьеха пригласила нас в свой загородный дом на Мурманском шоссе. И в непринужденной домашней обстановке раскрылась с совершенно неожиданной стороны… 

- Для меня этот дом - храм на крови, - принялась рассказывать Эдита Станиславовна. - Я строила его 10 лет. Все началось в 1989 году, когда один жулик продал мне этот участок. На нем стояла чудовищная халупа. Это был не дом, а просто пародия. Каркас, обшитый изнутри орголитом, а снаружи - вагонкой, собранной явно на помойке. Я была в этом деле совсем неопытная. Думала, что обложу все это кирпичом, и будет нормально. Но прожила я в этом доме всего одно лето. А потом мне рассказали, что человек построил его за три недели - специально, чтобы продать участок подороже. Оказалось, что он почти ничего не затратил, а я заплатила ему 25 тысяч рублей - единственные мои сбережения на тот момент. Я думала, что сойду с ума. Через год я снесла эту халупу. Причем, за снос мне пришлось заплатить уже 30 тысяч. И началась эпопея. Я пахала, как папа Карло. Работала по 30-60 концертов в месяц. И все гонорары бухала сюда. Приходили халтурщики-строители. Я их прогоняла. Но они успевали высосать из меня кучу денег. Например, одни умельцы построили фундамент из кирпича. Я его ногой толкнула, и он весь развалился. А я им уже дала аванс 30 тысяч. Естественно, они мне его так и не вернули. В конце концов, добрые люди нашли мне профессионалов. Они тоже обошлись мне недешево. Но три года назад здесь, наконец, стало можно жить. И хотя многое до сих пор не доделано, я так счастлива, что уже не могу представить себе жизнь в городе. 

- А мы-то думали, что этот дом Вам построил Ваш супруг Владимир Петрович Поляков… 

- Нет-нет, хозяйство у нас у каждого свое. Ему надо помогать своим дочерям. Мне - своей дочке. Вообще, Владимир Петрович живет очень скромно. Питается в администрации Президента. Там столовая очень дешевая. На еду у него копейки уходят. И только какие-то сбережения он тратит на меня. Вот мебель мне подарил на 3-летие нашего телефонного романа. А на 7-летие - большой телевизор. Он знает, что я близорукая. «Если будет что-то интересное, чтоб ты могла нормально смотреть», - говорит он. «И чтоб Вера могла смотреть свой футбол», - добавляю я. Вера Михайловна - человек, которая более 30 лет помогает мне по хозяйству. Она у нас «зенитчица». Болеет за «Зенит». 

- А Вы что смотрите? Наверное, музыкальные программы? 

- Нет, дома я из музыки ничего не смотрю и не слушаю. У меня очень уши устали за 46 лет выступлений. И я их берегу. Если чем и интересуюсь, то очень избирательно. Например, у меня появилось любопытство, как работает Вайкуле. И я пошла на ее концерт. Вот завтра у нас будет выступать Валерия. Не знаю, может быть, тоже пойду посмотрю. Но подозреваю, что она не в моем духе. Я люблю таких, как Пугачева. У нее очень сильный эмоциональный заряд. И песни ее - как извержение вулкана. А есть артисты-техники. Они все правильно делают. Много репетируют. Но мне они кажутся холодными… 

- Помните, в начале 90-х на НТВ был такая новогодняя программа, в которой певцы старшего поколения менялись песнями с молодыми. Вы тогда оказались в паре с Аленой Свиридовой. И если она Вашего «Соседа» спела с легкостью, то ее «Розовый фламинго» вызвал у Вас серьезные затруднения… 

- Да, ее песня была немножко сложная. Тем не менее, меня похвалили и сказали, что все получилось. Я ведь быстро песни не учу. Я же самоучка. В консерватории не училась. И даже до сих пор не знаю нот. Мне надо сначала песню выучить, чтобы она у меня от зубов отскакивала. А потом еще эмоционально наполнить ее. 

- Почему же Вы не отказались от участия в этой программе? 

- Ну, что вы! Это было единственное счастье в моей жизни. Сейчас меня уже не приглашают в подобные программы. 

- Видимо, все упирается в деньги, а телевизионщикам неудобно у Вас их просить… 

- Вообще-то, я не привыкла платить за телесъемки. На рекламу, конечно, сейчас приходится тратиться. Мне же никто не напечатает плакаты, программки, открытки для автографов. А вот на телевидение я практически не трачусь. Я так и не сняла ни одного клипа. Да, есть старые съемки некоторых моих песен, которые можно считать предвестниками клипов. Но мы же за это не платили. Это все снималось за счет государства. Более того, я получала за съемку почтовым переводом по 4 рубля. Тогда и репетиции оплачивались. Бывало, я по полгода репетировала новую программу, и все участники моего коллектива получали твердый оклад. Зато нынешним артистам повезло, что они не прошли тернистый путь худсоветов, которые при советской власти все регулировали. Например, худсовет не разрешал нашему ансамблю «Дружба» петь «Шаланды, полные кефали». Эта песня была сделана в духе капустника. У нас был такой рыжий парень Аллахвердов. Он выходил в платье и изображал рыбачку Соню. Другой парень был моряком Костей. Они ходили по сцене, обнимались. Народ очень хорошо это принимал, хохотал, требовал «бис». Но худсовету это казалось чуть ли не преступлением. Тогда на эстраде было принято неподвижно стоять перед микрофоном. А я первой сняла микрофон со стойки и начала двигаться по сцене. Первой вышла в зал и заставила публику петь. Последний прием я подсмотрела на концерте Жильбера Беко. Причем, как мне по секрету рассказали администраторы, у него была подсадка. А я давала микрофон обычным зрителям. 

- Теперь многие говорят, что худсоветы не помешали бы… 

- Я тоже согласна с этим. Да, это был тернистый путь. Но тогда был и свой плюс. Не было клипов. Не было такой мощной рекламы. И происходил естественный отбор публикой. Это был самый большой худсовет. К примеру, мое рождение как артистки было мгновенным - в новогоднюю ночь с 1955 на 1956 год. Я вышла на сцену Консерватории со студенческим ансамблем под руководством Александра Броневицкого (название «Дружба» наш ансамбль получил позднее) и спела всего одну песню «Червонный автобус». Меня 4 раза заставили бисировать. А через 3 дня мной уже заинтересовалась фирма грамзаписи. Весь Ленинград говорил, что появилась какая-то Пьеха, которая поет басом. И пошло! Пресса была чудная. Нас показывали во всех кинохрониках. У нас было множество концертов на студенческих вечерах. А после победы на 6-ом всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве в 1957 году нас пригласили работать от Ленэстрады. И как бы мы ни раздражали отдельных чиновников от искусства, им приходилось считаться с мнением публики. Как только нас не гнобили! Обвиняли нас в пропаганде буржуазной идеологии. Меня называли кабацкой певицей, призывали выстирать меня по самое декольте и чуть ли не выслать из страны. Находились даже ненормальные, которые уличали меня в том, что я, мол, нарочно имитирую акцент, чтобы привлечь к себе внимание. Дело дошло до того, что в 1959 году наш ансамбль дисквалифицировали. Но в итоге худсовет Министерства культуры РСФСР во главе с Александром Александровичем Холодилиным во всем разобрался и нас восстановил. С подобными ситуациями мне потом приходилось сталкиваться не раз. Например, к 50-летию я должна была получить звание народной артистки СССР. Но мои недоброжелатели из обкома партии зарубили мои документы. И вместо звания мне дали орден трудового красного знамени. Когда же проходили мои юбилейные концерты, на сцену вышла простая женщина-врач из Житомира и прочла свои стихи, в которых «именем советского народа» присвоила мне звание народной артистки. Через год я приехала с шефскими концертами к нашим военным в Венгрию. И увидела, что там развешаны афиши «народная артистка СССР Эдита Пьеха». «Я же только РСФСР», - возразила я. «Да ладно! Вы уже давным-давно народная!» - ответили военные. По окончании концертов они закатили нам грандиозный банкет. Мы вернулись в гостиницу веселенькие. И мне приснился сон, будто бы идет демонстрация на Красной площади, и все несут транспаранты «Да здравствует Эдита Пьеха!». А утром меня разбудили мои музыканты и сообщили, что мне дали народную СССР. Весть быстро разлетелась по Венгрии. По дороге домой нам на каждой станции вносили по несколько канистр сухого вина. И в Ленинград мы приехали совершенно никакие. Один музыкант у нас по состоянию здоровья не пил. Но даже он по такому случаю «развязал». И напился так, что его пришлось связать, так как он буянил. А на вокзале в Ленинграде меня встречали все мои поклонники с транспарантами в мою честь. Точь-в-точь как в моем сне. Да, концертные ставки тогда были очень низкие. За отделение из 22-х песен мне платили сначала 38, потом - 47 рублей. Приходилось давать по 3 концерта в день, чтобы заработать на достойную жизнь. Но нет худа без добра. Это заставляло постоянно поддерживать себя в форме. Я ходила пешком. Прыгала на скакалке между концертами. Вообще, я уделяла много внимания своему внешнему виду. Я считаю себя первой эстрадной артисткой, которая обратилась к профессиональным модельерам. Я никогда не позволяла себе надеть на сцену платье, купленное в магазине. Сначала я сотрудничала с Татьяной Дмитриевой из районного дома моделей на проспекте Вернадского. А потом фотокор ТАСС Валерий Гиндероте, которому итальянский журнал «Темпо» в 1968 году заказал большой репортаж обо мне, привел меня в Дом моделей на Кузнецком мосту и познакомил с только делающим первые шаги Вячеславом Зайцевым. Он помог мне найти свой стиль. Мы много спорили. Когда я что-то предлагала сделать по-своему, Слава матерился (он жуткий матерщинник), а потом говорил: «Знаешь, ты была права. По-твоему и впрямь лучше». Так нами было сделано белоснежное платье с аппликациями в виде букетов розовых гвоздик. Потом я пыталась работать с Нонной Меликовой из Ленинградского дома моделей. С ней у меня тоже были споры. Она такая авангардистка. Мой стиль она называла «будуарным». Действительно, мне нравятся шифоны, летящие платья. Ненавижу черный цвет. Это пошло еще с детства. Сначала мама год носила траур по папе, который умер в 36 лет. А через три года она схоронила сына. Он в 14 лет пошел работать в шахту и умер от чахотки. И снова черный цвет. В новогоднюю ночь с 1970 на 1971 год я надела очень красивое черное платье, в котором я снималась в фильме «Судьба резидента». И в 1971 году 3 августа скончалась моя мама. Я едва успела застать ее еще живой. Поэтому к черному цвету у меня очень настороженное отношение. Зато я обожаю все восточные цвета - изумрудный, бирюзовый, розовый, салатный, сиреневый, фисташковый. Это все мое. Мне вообще кажется, что в прошлой жизни я жила на Востоке. Мне и кухня нравится восточная - корейская, китайская, японская. Мясо терпеть не могу. Вот сегодня я весь день сижу на арбузе. Кстати, вы лишили меня моего полдника… 

Было решено сделать небольшой перерыв. Эдита Станиславовна занялась своим арбузом, а нам Вера Михайловна приготовила горячие бутерброды с ветчиной и сыром. По указанию хозяйки, для нас была также выставлена бутылка водки. Правда, сама она составить нам компанию отказалась и пила только какой-то темно-красный напиток, налитый в пластмассовую бутылочку из-под газировки… 

- В фильме «Неисправимый лгун» Вы снимались с недавно ушедшим от нас Георгием Вициным. Говорят, он умер в страшной нищете… 

- Это очень печально. После смерти моего отца, отработавшего 20 лет на французских шахтах, профсоюз до 18 лет выплачивал мне пенсию. И маме до нового замужества. Это капиталисты! А в нашей гуманной стране… Да что там говорить! На съемках «Неисправимого лгуна» я восторгалась Вициным. Ему было уже под 60. А он между дублями стоял на голове. Вообще, это мой самый любимый фильм. Потом уже Дорман пригласил меня в «Судьбу резидента»… 

- Вообще-то, «Судьба резидента» была снята на три года раньше… 

- Дядя! Что Вы свистите на букву «пэ»?! Платьишко, в котором я снималась в «Неисправимом лгуне», - 1965-го года. Я тогда была со Сличенко на гастролях в Париже. И там мне подарили это платье от Нади Рикки. В 1969 году я снова ездила в Париж. И прямо оттуда меня вызвали в Лейпциг, где снималась «Судьба резидента». Там должна была быть сцена в постели. Узнав об этом, я была в шоке. «Ну, Вы будете в одежде», - попытался успокоить меня Дорман. А мой партнер Андрей Вертоградов имел на меня глаз. «Ну, Вы же меня соблазнили, - говорил он. - Я должен это показать». Но я твердо сказала: «Нет». Поначалу я не хотела даже целоваться. Но это каким-то образом все же сделала. Потом я снялась на «Таллинн-фильме» в фильме «Бриллианты для диктатуры пролетариата». И еще в одном. Я даже не помню его названия («Стажер» - прим. корр.). Я там просто сидела за столиком и пела песню Доги. Потом меня стали приглашать «Грузия-фильм» и другие студии на роли шпионок-разведчиц. А я мечтала о драматической роли. Думаю, с хорошим режиссером у меня бы получилось. Вот был такой фильм «Анна и Командор». Там снялась в главной роли Алиса Фрейндлих. А могла бы сняться я. Но Сан Саныч Броневицкий очень ревностно относился ко всем моим съемкам. И когда мы с ним уже разошлись, я нашла среди его бумаг спрятанный далеко на антресолях сценарий «Анна и Командор» с надписью «Хотели бы снять кинопробу». А он мне его даже не показал. Представляете, как было обидно! 

- Почему Вы расстались с Броневицким? 

- Это была вынужденная посадка. Жить и работать с ним стало невыносимо. Он был патологически ревнивым человеком. Ревновал меня ко всему. Если я пела песни Пожлакова или Морозова, тогда молодых авторов, это был скандал. «Надо петь только знаменитых - Фельцмана, Фрадкина, Флярковского», - требовал он. Потом он очень слушался «шестерок». А они ему всегда говорили, что я хочу его подмять под себя, что я хочу свой сольный концерт, что «Дружба» должна быть моим антуражем. Действительно, я всегда говорила Сан Санычу, что афиша должна гласить: Броневицкий, Пьеха и ансамбль «Дружба». А она гласила: ансамбль «Дружба», художественный руководитель Броневицкий и - мельче всех - солистка Пьеха. Я, конечно, очень страдала из-за этого. Я ведь тащила на себе всю программу. Ходили-то на меня. И если я болела, сдавали билеты. А тут еще так совпало, что за мной стал ухаживать симпатичный молодой человек, моложе меня на 7 лет. У нас получился такой красивый романчик. Три года я его скрывала. А потом подумала: «Ну, что делать? Уйду я из «Дружбы». Почему я должна на них пахать?». И ушла. Григорий Клемец помог собрать мне свой ансамбль. И уже через три месяца я начала выступать сольно. Все сулили, что я пропаду, уйдя от Броневицкого. Но, когда был концерт в честь 25-летия моей творческой деятельности, он сам признал мою победу, назвав меня «семижильной». Я пригласила его вместе с супругой - новой солисткой «Дружбы» Романовской. Она мечтала, что он вылепит из нее вторую Пьеху. И очень ревностно относилась к моему успеху. «Она под фонограмму поет», - шептала Романовская Броневицкому весь концерт. «Да замолчи ты! - не выдержал в конце концов Сан Саныч. - Она уже дважды ошиблась». Потом Романовская пришла ко мне в гримерную и спросила: «Почему я не могу быть такой же Пьехой, как Вы?». «Потому что Вы опоздали, - ответила я. - Мой приход на эстраду совпал с моим временем, и я оказалась нужной. А Вы такая, как многие». Ей это ужасно не понравилось. В результате она погубила Сан Саныча. Он умер преждевременно. Мне было его так жалко! Я даже себя начала винить, что ушла от него. 

- А куда же делся молодой человек, который за вами ухаживал? 

- Увы, с ним семейного счастья не получилось. Я его содержала. Помогла ему заочно закончить экономический факультет в театральном институте. Но он был списанным спортсменом. Бывшим чемпионом Хабаровского края по бегу на средние дистанции. А спортсмены очень тяжело переживают, что они уже не нужны. И он потихоньку пил. Шесть лет скрывал это от меня. А на седьмом году я узнала, что он еще и любовницу заимел. 

- И кого же он Вам предпочел? 

- Ну, как «предпочел»… Мужикам лишь бы поразвлекаться. Она тоже была артисткой, но не певицей, а балериной. Он сошелся с ней во время дней ленинградской культуры в Кемерово. Она тоже оказалась любительницей «зеленого змея». Я шпарила по три концерта в день. Вечером приходила, и мне каждый раз говорили, что муж с ней в сауне. Так он и допарился! Я показала ему на дверь. На разводе он сказал мне: «Как мы могли жить, когда я сел тебе на шею и болтал ногами, а ты не возражала?!». Самокритичный честный парень! 

- А чем сейчас занимается Ваша дочь Илона? Что-то в последнее время ее совсем не видно на телеэкранах… 

- У нее просто нет денег, чтобы сниматься. И даже от передачи, которую она вела, ей пришлось отказаться, так как за ее показ нужно было платить. Но у нее теперь есть другая передача в Нижнем Новгороде. Потом она очень много концертирует по стране. Вот недавно я помогла ей выпустить первый компакт-диск. 

- Ваши внуки не собираются продолжить семейную династию? 

- Мой внук Стасик учился в дирижерско-хоровом училище имени Глинки при Ленинградской Капелле. Проучился 4 или 5 классов и сказал: «Не хочу музыкой заниматься!». Его определили в обычную школу. А сейчас он тяготеет к музыке и к пению. Недавно у меня умер от рака очень талантливый музыкант и певец. В ансамбле оголилось место. И теперь Стасик поет в моих концертах. Также он стоит у меня за клавишными. Правда, основную работу делает другой клавишник, а он просто немножко изображает. 

- Ваши внуки, дочь, муж живут в Москве. У Вас не возникала мысль переехать из Питера в Москву? 

- Мне много раз предлагали. Еще в советское время всему ансамблю давали квартиры в Москве. Но я не хотела. Мне здесь проще было жить. Я же провинциалка, привыкла, что на улице все здороваются. А сейчас я и подавно не хочу переезжать. Что я буду делать в Москве? Начинать с нуля? У меня нет ни импресарио, ни администратора. Мой гонорар не позволяет их содержать. Мне не сделать карьеру в Москве. Я могу только подпитывать то, чего я достигла, и стараться не растерять тех, кто меня еще любит. 

- Между прочим, уже поползли слухи о Ваших неладах с мужем… 

- Да, писали, что мы разводимся. Видимо, людям так хочется. На самом деле мы просто редко видимся. У нас такой романтический телефонный роман. Мужу предлагали переехать в Ленинград ректором Смольного университета. Но я сама сказала: «Не надо, Володя! В Москве у тебя бурлит жизнь в твоей администрации Президента. А здесь ты умрешь. И я буду с тобой тихо умирать». Я читала, что на Западе приняты браки между людьми, живущими в разных городах. Как ни странно, они крепче. Люди не надоедают друг другу. 

- А как же Ваша дочь оказалась в Москве? 

- Она так не смогла. И в итоге переехала к любимому человеку. Я ей всегда говорила: «Будет мальчик, который тебе понравится, - приводи его домой. Не надо где-то по парадным шляться». И, еще учась в институте, она привела будущего отца Стасика - литовца по национальности. В 1980 году они поженились. Я их сразу отделила от себя. Купила им за 60 тысяч 3-комнатную кооперативную квартиру. Но прожили они очень мало. Он был на 10 лет ее старше. И, по-видимому, они были несовместимы. Второй муж Илоны был уже музыкантом. Звали его Юра. От него у Илоны родилась дочь Эрика. Прожили они с Юрой 10 лет. Но он был очень взрывной. И Илона вместе с ним заводилась. А потом она познакомилась в круизе с Женей, музыкальным руководителем Светы Лазаревой. У них завязалась любовь. А Женя без прописки жил в Москве. И Илона перекатила к нему. Сначала они снимали комнатку. Я им много помогала. Потом, чтобы получить прописку, Женя заключил фиктивный брак. Оформился дворником ради служебной жилплощади. Слава Богу, сейчас у них все наладилось. Они получили 4-хкомнатную квартиру в доме под снос. Строят собственный дом около МКАД. Наконец-то, Илона нашла своего рыцаря. Человека, который стал ей во всем подмогой. Она очень хотела бы родить от Жени. Но некому подкинуть ребенка. Мама Жени недавно умерла от рака. А из меня какая воспитательница?! Я бы изуродовала ей внука… 

- Подождите! Вот Вы говорите об их проблемах с жильем. А куда же Илона дела 3-хкомнатную квартиру в Питере, которую Вы ей купили? 

- Она ее продала за кругленькую сумму в долларах. И положила по подсказке не очень дальновидных людей во «Властилину». Я была против. В результате «Властилину» арестовали. И Илона фактически оказалась на улице. 

- Ей, как и Пугачевой, просто не повезло. Уж кого, а артистов «Властилина» не обижала. Наоборот, она многим оказывала бескорыстную помощь. Кстати, Вы ведь тоже в свое время занимались благотворительностью… 

- Да, на протяжении многих лет я помогала ленинградскому детскому дому № 53. Я даже в шутку называла себя его завхозом. Я привезла туда первую в Советском Союзе гуманитарную помощь. Я выступала в ГДР и на приеме в честь ноябрьских праздников познакомилась с представителями Красного Креста. Я им рассказала, что в этом детдоме живут сироты при живых родителях, дети алкоголиков, они ходят в простую школу, и им нужна хорошая одежда. Мне собрали 250 посылок по 30 кг. Генерал ВВС из Юнсдорфа дал мне грузовой самолет до Ленинграда. Я купила в военторге «Смирновской», раздала летчикам и сказала: «Чтоб груз цельный был. И я тоже». На Ржевке самолет встречал почти весь детдом. Я была счастлива. Я люблю помогать людям. Например, в медцентре, где меня лечат, массажистке требовалось подключение искусственной почки. Но нужно было полгода ждать очереди. А ее жизнь висела на волоске. Мне помог муж. Он работает в администрации Президента России. Он позвонил завотделом здравоохранения нашей администрации и попросил, чтобы меня выслушали. Завотделом оказался моим поклонником. И массажистку приняли без очереди. Конечно, я не могу помочь всем. Мне приходит много писем от обездоленных людей. Они думают, что я богатая. Просят то 5, то 10 тысяч. Иногда - одежду. Теперь я письма читаю с конца. В начале обычно идет целая тирада комплиментов. И только в конце излагается суть дела. Пишут: «Дочка выходит замуж. Нет денег. Подарите ей одно из Ваших концертных платьев». Или: «Мне не в чем ходить. Пришлите какую-нибудь шубку, которую Вы уже не носите. И шапку тоже. Можно и сапожки». Но у меня нет ненужных шубок. Если я какую-то шубу и не ношу, я отдаю ее своей дочке. Мне очень дискомфортно, что я не могу помочь. Но мне самой надо построить на даче подстанцию, так как у нас электричество часто вырубается. А за концерт я получаю не так много. Я в шутку называю себя «музейным экспонатом». На мои концерты приходят как в музей. Поэтому билеты должны быть недорогие. На таких вещах не делают бизнес. Конечно, по сравнению с заработками обычных людей я получаю прилично, но это меньше половины гонораров всех нынешних звездочек, даже начинающих. Потом я половину отдаю своим музыкантам. Мне все говорят: «Почему они получают больше, чем другие музыканты?». Но мне хватает на жизнь. Я не транжира. А на черный день у меня есть заначка в долларах. 

- Не боитесь, что доллар обесценится после введения евро? 

- Это пока только разговоры. Я дружу с банкирами. Они говорят: «Если что-то будет намечаться, ты первая узнаешь». Потом я хоть и храню деньги в банке, но не в виде вклада, а просто в сейфе. Я стала так делать после своего 60-летия. За три года до него я открыла валютный счет в Мосбизнесбанке и начала копить деньги, чтобы достойно его отпраздновать. Тогда нам уже платили гонорары в валюте, по договорным ценам. И я все складывала на этот счет. Потом на банкетах я подходила к богатым людям и просила перечислить на мой юбилей, кто сколько сможет. И знаете, как перечисляли! Некоторые даже по 5 тысяч долларов. В итоге собралось 220 тысяч. Я могла справить шикарный юбилей с шикарным банкетом. У меня была идея накрыть на Дворцовой площади столы для всех желающих. И проехать по Невскому в роскошной карете с белыми лошадьми, за которой бы бежали борзые. Но меня угораздило положить эти деньги под большие проценты в Нефтегазстройбанк. А когда в 1996 году я пришла, чтобы переложить их со срочного вклада на обычный, выяснилось, что банк разорился. Городская администрация хотела мне помочь, но у нее не нашлось столько денег, чтобы воплотить мои замыслы. В результате юбилей оказался испорчен. Потом мои друзья пытались вернуть мои деньги. Но после распродажи имущества банка я получила всего лишь 100 тысяч рублей. Мне с деньгами вообще не везет. У меня была заначка 25 тысяч долларов. Я уже боялась связываться с банками и хранила ее в спальне под ковром. Так Вера Михайловна привела некоего приятеля Кирилла. Он играл с собачкой и, когда она полезла под кровать за мячиком, случайно наткнулся на мою заначку. Его вычислила Нина Вячеславовна, директор детского дома, которому я помогаю. Этот Кирилл был ее воспитанником. И она хорошо знала его повадки. Суд дал ему три года. Хотя я была против. Деньги-то все равно не вернуть. А на зоне он еще хуже станет. 

- Что же Вера Михайловна приводит в дом таких приятелей? 

- Понимаете, она сама человек своеобразный. Ее мать была стопроцентной дебилкой. Родила Веру неизвестно от кого. Я ее подобрала в подвале. Ее побили поклонники. Мне ее стало жалко. И я взяла ее к себе в квартиру. У нее узкая специализация - спорт. И только в свободное время - хозяйство. Чтобы заставить ее что-то делать, мне приходится прибегать к бартеру. Если я нахожу в доме какой-то непорядок, она не получает футбола - ни по телевизору, ни на Петровском стадионе. Но главный ее недостаток: она жутко доверчивая. Может пустить в дом, кого угодно. С другой стороны, за 32 года Вера ко мне привязалась. Она стала как член семьи. Куда я ее дену?! У нее же никого нет. Так получается, что ко мне липнут воры и неполноценные люди. Еще у меня есть водитель. Точнее, водительница. Она живет отдельно во флигеле. Про нее я вообще не хочу говорить. Она профессионал, отработала много лет в такси. Но у нас с ней абсолютно ничего общего. Так как она отдала жилье дочке, которая вышла замуж, ее устраивает жить здесь на всем готовом. А меня устраивает, что она всегда под боком. Тут меня оса укусила. А у меня страшная аллергия на укусы насекомых. В течение получаса я стала вся пунцовая. Лицо распухло. Если бы меня сразу не отвезли в больницу, неизвестно, во что бы это вылилось. 

- В фильме «Неисправимый лгун» Вы вроде бы сами сидели за рулем… 

- Нет, это меня везли. Сама я машину не вожу. У меня пространственный кретинизм. Вот мой второй муж водил машину. Правда, тоже далеко не хорошо. Он ездил в нетрезвом виде. И не раз попадал то в кювет, то под грузовик. Так даже он мне сказал: «Тебе только на БТРе можно ездить». 

- А какая у Вас машина? 

- У меня были все машины: и «Жигули», которые второй муж разбивал, как орешки, и «Москвич-2141», и «Волга». Потом мне всучили за 10 тысяч «зеленых» подержанный СААБ. Его приходилось все время ремонтировать. Я с трудом продала его за полторы тысячи. И взяла «Ниву». Хотела накопить на АУДИ. А потом ко мне приехала погостить с семьей моя подружка Ханка, с которой мы с 3-го класса сидели за одной партой. Что же, они у меня будут в «Ниве» трястись?! Я поехала в автомагазин и попросила любую машину не дороже 16 тысяч долларов. Больше у меня просто не было. В итоге я купила Форд «Фокус». 

- Много ли у Вас сейчас концертов? 

- Нет, сейчас я мало работаю. Вот недавно потеряла 8 концертов за очень приличный гонорар. Ноги совсем не ходили. Я передвигалась по квартире вдоль стенок или двумя руками за кого-нибудь держалась. И так два месяца. У меня остеохондроз на стадии патологии. Заблокированы все диски от шеи до позвоночника. Поэтому я каждый год вынуждена на месяц ложиться в больницу. 

- Вы имеете в виду военный госпиталь в подмосковном Красногорске? 

- В Красногорский госпиталь меня запихала моя дочка. Она давала там тьму шефских концертов. И ее Анастасия познакомила с начальником госпиталя. А начальник - большой поклонник эстрады. Всех артистов любит. Мой репертуар знает наизусть. Он приходил ко мне в палату, пел песни. До этого я несколько лет ложилась в реабилитационный центр на Левобережной напротив гостиницы «Союз». А начинала я с Мичуринского. Тогда только кончилось 4-е управление, и они начали за деньги оказывать помощь всем смертным. Источником моих проблем со здоровьем являются стрессы. В детстве меня никто не жалел. Мама с утра до ночи работала, стирала белье немцам. Два года - с 4-х до 6-ти лет - я фактически пребывала под домашним арестом. С тех пор я стала очень ранимой. Я все преувеличиваю и могу год переживать какую-то неприятность. И как только кто-то скажет что-то в мой адрес не так, у меня сразу же идет реакция на суставы: то коленка заболит, то бедро, то плечо, то кисти. Этим летом меня звали и в Сочи, и в Йошкар-Олу. В Улан-Удэ предлагали два выступления за стоимость сольных концертов. Но я не смогла полететь. Я сидела и плакала. Не на четвереньках же я пойду на сцену. В прошлом году такой же приступ был, когда надо было лететь в Ригу. Одна нога вообще как мертвая была. «Мы Вас на носилках доставим до зала, - предлагали организаторы. - А петь будете сидя». «Простите, я не Алла Йошпе, - сказала я. - Она уже с этим сжилась, а у меня это временное приключение». 

- Так вот оно что! А поговаривали, будто бы Вы срываете концерты из-за злоупотребления спиртным… 

- Да, когда у меня болели суставы, со стороны и впрямь выглядело непонятно, почему я иду, и меня заносит. Злой человек вполне мог сказать: «Да она пьяная, на ногах не стоит». Есть такая точка зрения: если говорят, что артист болен, значит, он пьян. Я с этим столкнулась еще в молодости. Броневицкий любил ресторан «Восточный» (теперь он называется «Садко»). Мы забегали туда поесть. Он выпивал рюмочку коньяка, а мне заказывал фужер вина. И вот когда я заболела, кто-то пустил пулю, будто меня из «Восточного» в ковре завернутую выносили. А что про меня подумали в Афганистане, когда я выступала там еще до ввода наших войск, на праздновании 1-й годовщины Апрельской революции! У мусульман же вообще не пьют. А я перед выходом на сцену попросила фужер вина. Я полгода учила две песни: одну на пушту, другую на дари. И еще поздравление от советского народа на пушту. Естественно, очень волновалась. Мне принесли бутылку. Конечно, я не могла одна всю ее выпить. Я бы тогда вообще на идиш заговорила. Я только так… чтобы снять волнение. Это для меня лучшее лекарство. Меня еще Шульженко учила: «Когда я очень волнуюсь, я прошу влить мне в стакан чая несколько ложечек коньяка и сразу делаюсь храброй». Мне это очень помогло, когда я выступала в советском посольстве в ГДР перед Брежневым и Хоннекером. После того, как я спела «Огромное небо», Леонид Ильич преподнес мне огромный букет роз. «Такие мужчины не каждый день дарят мне цветы, - сказала я. - Пожалуйста, поцелуйте меня». И подставила ему щечку. Что ему оставалось делать?! А вот когда я выступала перед Хрущевым на съезде всех руководителей компартий Европы в Кремле, вина мне никто не дал. На сцену нас пускали только с паспортами. И просвечивали металлоискателем. Так мандраж был просто жуткий! 

- А почему в 1997 году Вы не приехали в Кремль, чтобы получить из рук Президента орден «За заслуги перед Отечеством», которым Вас наградили к 60-летию? Тогда это тоже связывали с Вашим запоем… 

- Почему я не приехала? Да потому что мне дали орден 4-й степени! А я не 4-й степени! Я столько сделала для Советского Союза, для России, для Отечества! В Афганистан трижды ездила. Не за дубленками, а просто для наших солдат. В Армении после землетрясения выступала. Дала множество шефских концертов для инвалидов, для престарелых, для сирот. Все давали «левые» концерты. И получали в конвертах по 5 тысяч. А я не дала ни одного концерта за наличные, в обход концертной организации. Естественно, мне было очень обидно. Я не хотела этого показать. И, сославшись на болезнь, не поехала за орденом. А два года назад министр культуры вручил его мне во время заложения моей «звезды» перед концертным залом «Россия». Не уточняя при этом, какой он степени. 

- Что же, Вы сейчас совсем не пьете? 

- По моему мнению, те, кто кричат, что они не пьют (если, конечно, это не связано с какой-то болезнью), - ненормальные, неправильные люди. Человек так устроен, что ему иногда надо выпивать - в связи с переутомлением или, наоборот, с какой-то радостью. Поэтому вино всегда должно быть в доме. Важно - сколько пить. Даже моему мужу после операции у Акчурина рекомендовали ежедневно не менее двух фужеров красного вина, чтобы не откладывались бляшки и холестерин был в норме. А я так с детства приучена к вину. Когда мы жили во Франции, меня им спасали от анемии. Там вообще всем детям дают за столом вино с водой. Так что для меня это не пьянство. Сейчас-то я принимаю всякие лекарства от мозгов. И даже когда муж приезжает, отказываюсь с ним выпить. А когда я хорошо себя чувствую, я бегаю по 6 километров, обливаюсь ледяной водой и выпиваю фужер сухого вина. Мне это приятно. Мне это нравится. Бывает и такое, что я сваливаюсь, как сейчас с суставами. И прошу Веру купить что-нибудь выпить, чтобы не плакать, чтобы не думать, что я в коляске буду ездить. 

- А какое вино Вы больше любите? 

- Сейчас красное. А вообще белое. Оно легче. Раньше я увлекалась «Гурджаани», «Цинандали» и другими грузинскими винами. Вечером после концерта или днем в жару после пляжа очень приятно выпить холодного вина. Разумеется, белого. Красные вина пьют при комнатной температуре. На Кубе мы спасались от жары только ледяным вином. Как люди пьют чай, так мы пили вино. Иначе там невозможно! А цели и желания напиваться у меня никогда не было. Если уж меня сильно обидят, я могу, не думая, выпить лишнее. Но это тут же отражается на моих сосудах. Начинаются жуткие головные боли. Было три случая, когда я, расстроенная, вышла на сцену, выпив лишнее. Я до сих пор ругаю себя за это. Нет-нет, я не шаталась, не падала. Только очень медленно говорила. Была такая заторможенная. Когда я навеселе, я никогда не падаю. Это обычно происходит со мной в трезвом виде. Вот я лежала на обследовании в госпитале в Красногорске. Я туда приехала из Перми. Тоже очень себя плохо чувствовала. И попросила Илону: «Пусть Женя привезет мне бутылочку вина». Пришел врач-невропатолог. А у меня на столе - бутылка. Он начал мне что-то выговаривать. «Доктор, ради Бога простите, Вы не могли бы прийти послезавтра? - попросила я. - Вы что, не видите, как мне хреново!». После этого ко мне обратился начальник госпиталя: «Эдита Станиславовна, если Вы хотите, чтобы все ваши анализы были правильные, тогда надо отказаться от спиртного». И я месяц не прикасалась к вину. Даже не было мысли. Со мной в палате жила моя костюмерша. Она мне готовила и ходила со мной гулять в лес. А потом она сказала, что очень соскучилась по своей кошечке. И поехала на 4 дня в Ленинград. Я была вынуждена гулять одна. Так в первый же день я «нашла» единственный торчавший из земли корень и проехала на пузе метра три. А последнее мое падение было позавчера. Я лежала у себя в спальне, читала книгу. Вдруг в комнату залетела огромная навозная муха. Я встала на тахту, чтобы прихлопнуть ее газетой, но оступилась и упала на пол, вывихнув при этом мизинец. С лестницы я тоже падала. Или вот еще был случай… - Эдита Станиславовна обратилась к Вере Михайловне. - В канун какого юбилея это было, когда я тебе под зад хотела дать? Кажется, 25-летия сценической деятельности. Я была вся на нервах. Мы жили только на репетиционных деньгах. Концертов не было. Зная об этом, Вера отказалась получать у меня свою зарплату. И бросила мне деньги в лицо. Естественно, я разозлилась. А у меня есть такой прием… - Эдита Станиславовна встала рядом с Верой Михайловной и ловко отвесила ей пендаль. - Вера стояла около дверей. Я размахнулась и со всей силы попала ногой в косяк. Пальцы на глазах посинели. Оказалось, перелом. Что же касается вина… Понимаете, каждый судит в меру собственной испорченности. Я почему-то всегда думаю о людях лучше, чем они есть. А когда люди сами испорченные, они судят обо всех по своей мерке. Так пусть они наслаждаются! Но все равно им не удастся возвести меня в пьяницы! 

Александр Бойков, Михаил Филимонов («ЭГ» № 45) 

ПРОДЮСЕР «ТАТУ» УКРАЛ ВСЕ ХИТЫ У 19-ЛЕТНЕГО ПАРНЯ 

по словам пострадавшего Сергея Галояна, немолодой композитор Александр Войтинский переспал с обеими солистками дуэта и очень возмущался, что их заставляют изображать лесбиянок 

Не так давно все СМИ обошла информация о судебном процессе против модной группы «Тату», инспирированном автором музыки «Я сошла с ума», «Нас не догонят», «Мальчик-гей» и других ее хитов - 19-летним Сергеем Галояном. Поводом для обращения в суд послужила стилизованная под криминальную хронику обложка альбома группы, где о нем говорилось как об «этническом армянине», который «подозревался в причастности к исчезновению членов группы Елены Катиной и Юлии Волковой» и «был задержан у себя дома во время переговоров о передаче «пиратам» всех песен группы». По утверждениям истца, из-за этой явно шуточной информации он якобы потерял выгодный контракт и понес неисчислимые убытки. По правде говоря, все это выглядело смехотворно и сильно смахивало на не слишком удачную «пиаровскую» акцию. Но при ближайшем знакомстве с г-ном Галояном выяснилось, что этим его претензии к «Тату» отнюдь не ограничиваются… 

- Все началось, когда мне было 17 лет, - поведал г-н Галоян. - Я играл на гитаре в альтернативной группе «Нойс». И параллельно писал дома музыку на стареньком 486-м компьютере. У моего папы был друг - владелец ночного клуба в одном из «спальных» районов Москвы. Я по блату навязался туда попрактиковаться в качестве ди-джея. И в один прекрасный момент понял, что моя музыка нравится людям. Я начал искать людей, которые использовали бы ее в коммерческих целях. Относил свой материал на разные студии. В том числе, попал он и на студию Владимира Осинского, которая находится в подвале ДК ГУВД. Так совпало, что в это же самое время туда пришел продюсер «Тату» Иван Шаповалов, который пытался куда-нибудь пропихнуть свою группу. У них были две песни Александра Войтинского «Зачем я?» и «Досчитай до ста» в первоначальном никому не нужном варианте. И еще песня Ромы Рябцева «Просто получилось так» с ужаснейшей аранжировкой. Шаповалов попросту не понимал ничего в музыке. Он понимал только, что нужно привлечь к делу талантливых людей. Осинский дал Шаповалову мой материал. Тот заинтересовался и назначил мне встречу на Пушкинской площади. Увидев перед собой прыщавого мальчика, Шаповалов, естественно, не воспринял меня как какую-то творческую личность. Он дал мне первоначальный текст песни «Я сошла с ума», от которых теперь остался только припев, и с пафосом сказал: «Мальчишка! Закоси мне, пожалуйста, под Бритни Спирс». Мне сразу не понравилось, что мне нужно под кого-то «косить». Я тогда был настроен максималистски и с крайним презрением относился к ремесленникам от музыки. Но я очень проникся песней «Зачем я?». И подумал: «Ну, ладно, напишу что-нибудь». Я сделал два варианта аранжировки «Я сошла с ума». Как ремесленник «закосил» под «Вирус». И еще сделал авторскую аранжировку, которую потом использовали. Так и началось наше сотрудничество с Шаповаловым. Он сразу мне сказал: «Сережа! Ты много денег с этого не получишь». «Хорошо, мне много и не надо», - согласился я. В принципе, мы обговорили цены. Я надеялся получить по 1200 долларов за каждую песню. Всего я написал для них пять песен. Поскольку на моем компьютере работать было невозможно, летом мне купили компьютер за 1200 долларов. И, видимо, решили, что больше мне ничего платить не нужно. Кроме того, я сделал кучу аранжировок. В частности, на песню Ромы Рябцева, на «Покажи мне любовь», на «Я сошла с ума», на «Робот» и частично на «Зачем я?». За это мне вообще не заплатили ни копейки и даже не указали на обложке альбома, что это тоже моя работа. Видимо, они решили убить меня как аранжировщика. Я-то рассчитывал, что после «Тату» ко мне посыплются заказы. Но никто попросту не знал, что я делаю аранжировки. Весьма интересная ситуация сложилась и с авторством музыки. Шаповалов потребовал, чтобы он был моим соавтором. Естественно, никакого участия в создании музыки он не принимал. Он только говорил «да» или «нет». Но он объяснял, что, если его фамилия будет стоять рядом с моей, это якобы поможет мне в дальнейшем как композитору. Александр Войтинский, известный рекламный композитор, рассказывал мне, что, когда Шаповалов работал в рекламе, такие ситуации происходили у него постоянно. Если он с кем-то совместно творил, он всегда присваивал все идеи себе. Я готов плюнуть таким людям в лицо. Может быть, эксплуатировать чужой талант - это по-русски, но я этого не понимаю. Я фактически сделал Ване карьеру. Если бы не я, они бы так и остались с песней «Досчитай до ста» и с песней Ромы Рябцева. Это была бы группа «Класс» № 2. Кстати, Войтинский в итоге тоже отказался работать с Шаповаловым. Он человек уже в возрасте и сказал, что не хочет писать песни для лесбиянок. Сначала-то в «Тату» никакого лесбийства и близко не было. Первое время вообще была только одна солистка - Лена Катина. Потом уже к ней добавили Юлю Волкову. Войтинский переспал с ними обеими. И когда придумали эту лесбийскую «фишку», он посчитал, что это слишком. В довершение всего Шаповалов украл у него кусочек музыки и вставил в песню «Я сошла с ума». Видимо, это послужило для Вани основанием считать себя соавтором этой песни. Так как мне нужен был компьютер, я долго терпел все эти «соавторства». Но потом и моему терпению пришел конец. Я написал песню «Мальчик-гей». Шаповалов опять дал мне контракт, по которому он числился соавтором. От безысходности я подписал его и сказал: «Ваня! Когда-нибудь мы будем разбираться с тобой в суде». Шаповалов только посмеялся в ответ. После этого я больше с ним не созванивался и не виделся. Это был февраль 2001 года. Вскоре через Войтинского меня нашла корреспондентка Маша из программы «Шоу-бизнес» на СТС. Я дал ей интервью, в котором рассказал, что Шаповалов не заплатил мне за мои песни. И объявил, что ищу людей, которые могут мне помочь в создании собственной группы. После этого мои дела пошли в гору. Я нашел девочек-певиц. Нашел человека из фирмы «Техбункер» при Президенте России, который согласился финансировать мой проект. Мы подписали контракт на 150 тысяч долларов. Из этих денег я должен был получать 10 процентов как продюсер проекта и по 1500 долларов за каждую песню, которую я напишу как композитор. В этот момент как раз вышел альбом «Тату». Меня тут же вызвал Вениамин Николаевич, тот человек, что собирался меня финансировать. И сунул мне в лицо обложку их альбома. «Сережа! Здесь написано, что ты какой-то армянский бандит и чуть ли не террорист, - строго сказал он. - Поэтому денег мы тебе не дадим. Мы с бандитами не сотрудничаем. Может быть, все это и неправда, но, извини, мы дорожим своей репутацией». Мне вручили письмо об официальном расторжении контракта со мной. После этого я впал в депрессию. У меня возникли мысли обратиться в суд. Я поехал в свое авторское агентство НААП. Но они от меня отмахнулись. Более того, вычеркнули из списка зарегистрированных на мое имя песен все песни, которые я написал для «Тату». Просто взяли и сказали: «Все! Ты больше не автор!». Видимо, они не хотели проблем с рекордс-компанией «Юниверсал», которая выпускает «Тату». У меня началась еще большая депрессия. Я попытался обратиться к Шаповалову и объяснить, что они совершили ошибку. На что Ваня сказал: «Выступи еще раз по СТС». Я понял, что надписью на обложке альбома Шаповалов отомстил мне за мое разоблачительное выступление. Про себя он почему-то не написал, что он бандит, что он продает что-то «пиратам». Наоборот, он написал, что он пострадавший. В общем, мой мир был разбит. Я не знал, что делать. И тут на горизонте появился мой адвокат Вячеслав Шебицкий. Очень хороший дядя. Он взялся бесплатно мне помочь. Т.е. за 50 процентов от выигранных денег. Мы написали иск в Дорогомиловский межмуниципальный суд на продюсерскую фирму Шаповалова «Неформат», а также на «Юниверсал Мьюзик» и на фирму «Мьюзик Трейд», которая распространяет диски и кассеты «Тату». Получив иск, сопродюсер «Тату» Лена Кипер начала нас пугать: «Когда я работала на НТВ, я поставила раком крупнейшую табачную компанию. Я разорила ее в суде. Вы тоже проиграете суд. Зря вы вообще в это ввязались. Вы нам столько денег выплатите, что по миру пойдете». Но мой адвокат сфабриковал для суда доказательства, что диски и кассеты «Тату» реализуются большими тиражами. В частности, он поехал в «Мьюзик Трейд» и заключил с ними контракт на поставку 60 тысяч единиц аудиопродукции. Естественно, проплачивать его он не стал. В итоге судья согласилась, что информация, опубликованная на обложке альбома без моего согласия, является порочащей, и удовлетворила почти все пункты иска. Единственное - мы требовали за моральный ущерб 500 тысяч рублей, а она присудила только 20 тысяч. Кипер сейчас говорит в интервью, что я ищу скандальной славы, что я не могу больше писать песен и решил зарабатывать деньги в суде. На самом деле скандал мне не нужен. То есть, нужен, но только для того, чтобы на меня обратили внимание. А песен у меня на данный момент написано столько, что их просто некуда девать! 

- Останавливаться на достигнутом мы не намерены, - поделился планами адвокат г-на Галояна Вячеслав Щебицкий. - Хоть мы и выиграли первый процесс, то ли ребята подсуетились и чего-то дали, то ли еще что, но вопреки закону им назначили слишком мягкое наказание. А мы хотим «Неформат» так нагнуть, чтобы им Земля показалась маленькой. Сейчас мы подаем в Мосгорсуд кассационную жалобу на решение суда первой инстанции. А после его пересмотра будем уже подавать иск по авторским правам. В том, что мы его выиграем, у меня нет никаких сомнений. В результате весь лейбл «Тату» перейдет Галояну во владение… 

К сожалению, узнать, что думает по поводу всего этого продюсер «Тату» Иван Шаповалов, оказалось невозможно. Сотрудники его офиса сообщили, что он уже несколько месяцев находится в командировке в США. Вместо него прокомментировать ситуацию взялась сопродюсер проекта Елена Кипер. 

- Рассказы мальчика о том, как его развели и кинули, очень похожи на правду, - цинично призналась она. - В принципе, в шоу-бизнесе часто так делается, и никто этим не гнушается. Но не в данном случае. У Ивана Шаповалова слишком большие амбиции. Их можно реализовать только при условии, что его нельзя ни в чем упрекнуть. Поэтому он никогда не рассчитывал получить что-то на «халяву». Вся работа оплачивалась им сполна. Более того, он давал возможность реализоваться другим. И Галоян - живописный тому пример. Шаповалов рискнул и доверил мальчику писать песни для проекта, под который брались в долг большие деньги. Обеспечил ему условия для работы, предоставив компьютер и маленькую домашнюю студию. При этом Галоян делал только эскизы песен. Они были очень «грязные», с плохими звуками. Когда появился «пиратский» альбом «Тату», на нем были фонограммы точно такого же качества. Нет-нет, я ни на что не намекаю. Я просто хочу сказать, что потом Ивану приходилось доводить сделанное Галояном до ума - менять сэмплы, записывать «живые» инструменты и т.д. Галоян к этому уже никакого отношения не имел. Да и креатив песен - мелодии, гармонии - изначально давал ему Иван. Поэтому он вполне законно является соавтором. Наконец, сам Галоян на таких условиях подписывал с ним договора о передаче исключительных прав на песни. Его никто не заставлял это делать. Разумеется, о вознаграждении в 1200 долларов в этих договорах речь не шла. Платить такие деньги непроверенному человеку да еще и не за готовый продукт - это просто маразм! Ему платили так, как платят всем аранжировщикам без имени. Но, поверьте, это были достаточно весомые деньги. Просто на волне успеха песни «Я сошла с ума», Галоян резко возгордился. И посчитал, что этого ему мало. Что же касается иска по поводу оформления альбома… Нормальные люди обычно используют такие иски с целью «пиара». Но нормальные люди при этом не очень портят себе репутацию. А Галоян с адвокатом ее уже основательно подмочили тем, что принесли какой-то «липовый» договор, который суд попросту признал недействительным. Уверена, что при пересмотре иска в Мосгорсуде они еще больше проиграют. Я вижу для них единственную перспективу заработать на этой тяжбе - добиваться от суда запрета концертов «Тату», а потом пытаться поймать нас на нарушении и требовать штраф. Что ж… Будем, как в фильме «Бандитки», несанкционированно выступать на крышах домов или прямо на улице. Это даже забавно… 

Михаил Филимонов («ЭГ» № 45) 

ДУЭТ «КАРАМЕЛЬ» РАСПАЛСЯ ИЗ-ЗА БОГАТОГО МУЖА СОЛИСТКИ ЛЮСИ 

В последнее время в шоу-тусовке было немало разговоров о суровых нравах мужа солистки дуэта «Карамель» Люси - некоего богатого бизнесмена по имени Андрей. Так, летом поговаривали, будто бы он организовал избиение одного из участников группы «ИКС-Миссия», ошибочно приревновав его к своей благоверной. А недавно разнеслась весть, что муж якобы вообще запретил Люсе работать, и из-за этого «Карамель» прекратила свое существование… 

- Да, Люся больше не участвует в нашем коллективе, - подтвердила вторая солистка «Карамели» Таня. - Но это вовсе не значит, что коллектив развалился. Наоборот, идет очень активная работа. Мы уже нашли новую девочку. Сейчас она перепевает те песни из нового альбома, которые были записаны Люсей. И даже выступает со мной в концертах. Конечно, я очень сожалею, что Люся ушла. Я ее очень любила как подругу. Мы познакомились в Италии на гонках «Формула-1». И были неразлучны почти пять лет. Но у Люси встал выбор между любовью и работой. Она очень долго думала, долго колебалась. И в итоге выбрала любовь. Да, одно другому мешает. Почему же тогда я не прекращаю сценическую деятельность? Потому что у меня самая большая любовь - это музыка. Я мечтала ею заниматься всегда. И не готова ни ради чего ею жертвовать. Потом я, наверное, более практичный человек. У меня был когда-то такой молодой человек, который ставил мне условия: или семья, или работа. Я тогда прошла огромный конкурс и устроилась работать в ночной клуб. Зачем? Деньги зарабатывать. В школе я, например, работала в «Макдональдсе». А после школы, когда провалилась в институт, решила пойти в официантки. Так мой молодой человек сказал: «Если ты пойдешь работать, будет очень плохо». Нет, он был не миллионер. Обычный студент. Но у него были такие жизненные позиции. Все закончилось тем, что, вернувшись однажды ночью с работы, я застала его в постели со своей подругой. «Вот, что будет, если ты, дорогая моя, будешь ночами работать», - сказал он. На этом наши отношения закончились. Как с молодым человеком, так и с подругой. Хотя они потом и доказывали мне, что это была всего лишь инсценировка. Мне кажется, что работа - все-таки очень важная вещь в жизни. Нужно быть самодостаточной, чтобы никто не мог тебе указать, что ты должна делать… 

- Мы, конечно, несколько удивлены решением Люси, - признался продюсер «Карамели» Михаил Подиновский. - Но на самом деле все к этому и шло. Неоднократно возникали ситуации, когда муж Люси возражал против ее выездов на гастроли. Нет-нет, не подумайте, он абсолютно нормальный человек. Просто он занимается бизнесом. Соответственно, в будние дни сидит у себя в офисе с утра до вечера. Домой приходит уставший. Сразу ложится спать. Для общения с любимой девушкой остаются выходные. А любимой девушки в выходные дома нет. У нее в эти дни как раз самая работа. Есть еще новогодние и майские праздники. Бизнесмены в это время обычно устраивают себе отпуск. Но любимая девушка снова загружена работой и не может с ним никуда поехать. Естественно, его это не устраивает. Я знаю, есть примеры, когда мужья-бизнесмены даже выплачивают компенсацию, только чтобы их жены-певицы не ездили на гастроли. Но в нашем случае до этого дело не доходило. Да, муж Люси оказывал какую-то помощь группе. Он помог профинансировать клип «Где ты?». Но это было эпизодическое вливание с его стороны. Так что не могу сказать, что уход Люси нанес группе большой ущерб. Да, у нас была записана половина нового альбома. Но мы работаем на определенной студии, где все треки хранятся в памяти. И перепевание партий Люси не требует особых затрат. Тем более, основные партии во всех песнях пропевались Таней. Другое дело - ущерб моральный и психологический. На сегодняшний день мы еще не приняли окончательного решения, кто будет работать вместо Люси. Да, мы уже пробуем работать с новой девочкой. Но официально мы не спешим ее заявлять. К новому человеку нужно привыкнуть. Нужно под него подстроиться. Нужно понять друг друга. Это все не так просто. У нас ведь коллектив не из десяти человек, где замена одного ни на что не влияет… 

Стоп! Что-то здесь не то! Что значит «уже работаем с новой девочкой», но «еще не приняли окончательного решения»? Уж не намек ли это на возможное возвращение Люси? Не является ли ее уход всего лишь рекламным трюком, разыгранным перед выходом альбома? 

- Кто там что говорит, я не знаю, - отмахнулась Люся. - Я могу отвечать только за свои слова. И со всей ответственностью заявляю вам, что с моей личной жизнью мой уход из «Карамели» никоим образом не связан. Что же случилось? Да ничего! Просто рано или поздно все хорошее кончается. Рано или поздно каждый находит свою творческую дорогу. Это совершенно нормальный процесс. Надеюсь, что моя сценическая деятельность продолжится. Сольно или в каком-либо проекте - это будет видно. Об этом пока рано говорить. Но я как занималась, так и буду заниматься творчеством… 

Михаил Филимонов («ЭГ» № 45)