ЭМИЛЬ ГОРОВЕЦ ЗАНИМАЛСЯ СЕКСОМ ДАЖЕ ВО ВРЕМЯ КОНЦЕРТОВ

Но развлекать на даче министра культуры Екатерину Фурцеву наотрез отказался

В 60-х годах прошлого века Эмиль Горовец был одним из самых популярных эстрадных певцов в нашей стране. В его исполнении впервые прозвучали «Я шагаю по Москве», «Голубые города», «Вы слыхали, как поют дрозды», «На седьмом этаже», «Люблю я макароны» и многие другие любимые всеми песни. В преддверии 95-летия со дня его рождения мы обратились к людям, которым довелось с ним работать и общаться, и попросили их рассказать нашим читателям об этом замечательном артисте.

   - Эмиль Яковлевич Горовец сыграл в моей жизни огромную роль, - признался создатель легендарных ВИА «Лейся, песня» и «Надежда» Михаил Плоткин. - В середине 60-х я устроился в Москонцерт рабочим сцены. Некоторое время ездил на гастроли с сатириками Шуровым и Рыкуниным. А потом попал в коллектив к Горовцу. Он был уже известным артистом. Но принял меня, 20-летнего парня, как родного. Наверное, сыграли роль мои еврейские корни и то, что я в 15 лет остался без папочки. Прониклась ко мне симпатией и супруга Горовца Маргарита Исааковна Полонская или, как ее все называли, Муся, которая работала с ним в качестве конферансье. Они с Эмилем Яковлевичем сразу приблизили меня к себе и допустили в свою семью. Я часто бывал у них дома в Большом Гнездниковском переулке. Знал их родителей и сына Сашу. Пересекался и с сыном Горовца от первого брака Гариком. Видимо, его мама умерла. Гарик жил с тетей. Но Эмиль Яковлевич его не забывал. И я тоже был при нем как еще один сын.

   В мои служебные обязанности в коллективе у Горовца входило таскать аппаратуру и во время концертов регулировать звук и свет в соответствии с сигналами, которые Эмиль Яковлевич жестами подавал мне со сцены. Но этим моя деятельность не ограничивалась. Узнав о моих хореографических способностях, Горовец задействовал меня на сцене. Я выходил на песне «120 тысяч поцелуев» и под соло саксофониста Жорки Оганезова танцевал твист. В Свердловске мои танцы вызвали недовольство местного начальства. Появилась разгромная статья в газете. Но для Горовца его творческое видение было важнее, чем все остальное. И он, рискуя неприятностями, разрешил мне и дальше выходить на сцену. А Муся начала привлекать меня к административным делам. Когда производился расчет с филармониями и оформлялись документы, она всегда брала меня с собой. И со временем сделала меня у Горовца директором или, как тогда говорили, бригадиром. За это к моей зарплате 65 рублей доплачивали по 4 рубля с концерта.

   Работа с Горовцом послужила для меня очень хорошей школой. Первым серьезным заданием, которое дал мне Эмиль Яковлевич, было получение для его коллектива крутой по тем временам звуковой аппаратуры «Динакорд». Он откуда-то узнал, что такую аппаратуру выбил себе Аркадий Райкин. И послал меня к его директору, чтобы проконсультироваться, какие действия для этого нужно предпринять – куда направить письма, через кого осуществить оплату и т.д. А когда аппаратура пришла, оставил меня в Москве, чтобы я самостоятельно ее принял и оформил. Именно Горовец приучил меня к тому, что артисту такого уровня, как он, на гастролях должны предоставлять легковой автомобиль, номер «люкс» в гостинице и другие удобства. Однажды у нас были гастроли в Омске. Прилетели мы туда глубокой ночью. И Горовца встречал у трапа с машиной лично директор Омской филармонии Юрий Львович Юровский, создатель Омского хора и будущий руководитель Росконцерта. А когда замдиректора Черновицкой филармонии Пинхус Абрамович Фалик, муж знаменитой еврейской певицы Сиди Таль, по какой-то причине, не смог подать ему машину, Эмиль Яковлевич дал мне денег и сказал: «Мишка, бери такси за мой счет! У звезды все должно быть на достойном уровне».

   Горовец любил приезжать в тот или иной город, когда там больше никто не гастролировал. «Я должен быть единственной звездой, вокруг которой все вертится», - говорил он. Показательная история произошла у нас в Воронеже. Я тогда, по поручению Горовца, покупал для него ревербератор у болгарского певца Эмила Димитрова, автора песни «Арлекино». Из-за этого задержался в Москве и приехал в Воронеж позже остального коллектива. Смотрю, Эмиль Яковлевич не в себе. Оказалось, одновременно с ним филармония привезла в город набиравший популярность грузинский ансамбль «Орэра». Зал у них был меньше, чем у нас. Но концертов больше. Горовец посчитал, что директор Воронежской филармонии Михаил Галынкер поступил по отношению к нему по-хамски. Скандалить было не в правилах Эмиля Яковлевича. Самым страшным ругательством у него было слово «идиЁт». Что же он сделал? Взял больничный и отменил концерт. После этого мы с Галынкером стали врагами. Из Воронежа он отправил нас чуть ли не в общем вагоне. Но для Эмиля Яковлевича это было делом принципа.

   Трюк с больничным Горовец использовал во всех случаях, когда что-то шло не так, как ему хотелось. Однажды мы гастролировали в Сочи. В этот момент там отдыхала министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева. И она захотела, чтобы Горовец приехал к ней на дачу и спел для нее. «Вот я приезжаю к Фурцевой, - начал рассуждать Эмиль Яковлевич. – Допустим, я ей понравлюсь. Что будет? Я как был Горовцом, так и останусь. А если я ей не понравлюсь? Она может мне все перекрыть». В результате он пришел к выводу, что ему лучше к ней не ехать. Но отказать министру культуры без веской причины он не мог. И тогда он снова взял больничный. Намеченные концерты перенесли на несколько дней. А развлекать Фурцеву вызвали Муслима Магомаева. Остановился он со своей тогдашней любовницей Милой Фиготиной, как и мы, в гостинице «Приморская». Его «люкс» находился рядом с «люксом» Горовца. Летом все окна были открыты. И когда Муслим вернулся от Фурцевой, мы услышали из его окон страшный визг. Что там у него произошло – мы толком не поняли. Но Магомаев остался крайне недоволен. «Я же говорил, что не надо было туда ехать!» - торжествующе сказал Эмиль Яковлевич.

   Несмотря на то, что Горовца нельзя было назвать суперкрасавцем, его безумно любили женщины. И он в отличие от сегодняшних звезд любил женщин. Мне постоянно приходилось его прикрывать перед женой. Помню, на гастролях в Норильске Эмиль Яковлевич сказал Мусе: «Мы с Мишей пойдем погуляем». На самом деле он пошел трахаться с поклонницами. А я ждал его на улице. Боялся, как бы с ним ничего не случилось. Мороз стоял под 60 градусов. На мне было легкое пальто из джерси. И я насквозь промерз. Но вернуться в гостиницу без Горовца не мог. Иначе у Муси возникли бы вопросы. Когда он, наконец, вышел на улицу, я набросился на него с криком: «Я вас убью!». А в ответ услышал: «Мишка, ты просто не представляешь, какие классные были девочки!». Заниматься любовью он не переставал даже во время концертов. У его жены в начале второго отделения был сольный номер продолжительностью минут двадцать. Пока она находилась на сцене, я проводил к нему в гримерку поклонниц. И Горовец успевал их оттрахать. «Как вы так можете?» - удивлялся я. «Разных – сколько угодно!» - отвечал он. Один раз Муся застукала его с поличным. И мне досталось от нее по полной программе. «Если еще раз такое замечу, вылетишь из коллектива!» - пригрозила она.

   А в конце 60-х Горовец неожиданно впал в немилость у властей. У него была концертная программа «Песни народов мира». В ней официально звучали еврейские песни. Но у Советского Союза в то время испортились отношения с Израилем. И такой репертуар стал нежелательным. Горовцу запретили давать сольные концерты. Убрали его с радио и телевидения. «Мишка, подумай о себе! - предупредил меня тогда Эмиль Яковлевич. – Мне здесь не дают работать. Я собираюсь эмигрировать в Израиль. А тебе надо продолжать жить. Будет лучше, если ты найдешь себе другую работу». С его стороны это был очень благородный поступок. Не каждый бы так позаботился о судьбе своего сотрудника. Я последовал совету Горовца и перешел в танцевальный коллектив «Сувенир». Потом – в ансамбль «Веселые ребята». Но с Эмилем Яковлевичем, который еще некоторое время работал в СССР, общаться не перестал. И был в числе немногих, кто провожал их с Мусей и сыном Сашей в аэропорту «Шереметьево», когда они улетали в эмиграцию. Из-за этого мне надолго закрыли выезд за границу. Даже в Афганистан с моим ансамблем «Надежда» не пустили. С Горовцом мы снова встретились лишь после падения «железного занавеса» и поддерживали отношения до его смерти. В середине 90-х я выступал продюсером его большого гастрольного тура по Америке. А когда в Москве умер его сын Гарик, по просьбе Эмиля Яковлевича, ставил ему памятник на кладбище.

   - С Горовцом я познакомился в 1989 году, когда он после долгих лет эмиграции впервые приехал в Москву, чтобы записать две пластинки на фирме «Мелодия», - поведал певец и журналист Олег Фриш. - Я тогда работал в журнале «Советская эстрада и цирк». И наш главный редактор Валентин Иванович Козлов предложил мне взять у Горовца интервью. Дал мне телефон композитора и дирижера Владимира Терлецкого, у которого он остановился. Эмиль встретил меня настороженно. Он не был в Москве с 1973 года и опасался какого-то подвоха. «Что вы обо мне знаете? – спросил он. – Когда я уехал, вы были еще ребенком». В ответ я спел ему «На седьмом этаже» и другие его песни. Это растрогало его до слез. «Я думал, что меня здесь все забыли», - признался Эмиль. Дал мне интервью, как перебрался из Израиля в США, как открыл в Нью-Йорке свой ресторан. А на прощание сказал: «Если будете в Америке, обязательно со мной свяжитесь!». Через год я приехал в Нью-Йорк в гости к маминой подруге. И первым делом отправился навестить Горовца. Жил он не в Бруклине, как большинство наших эмигрантов, а в Манхэттене. У него была трехкомнатная квартира в элитном жилом комплексе Уотерсайд Плаза на берегу Ист Ривер. Его жена Маргарита, которая работала начальником русского отдела в доме израильско-американской дружбы «Бней Цион», сразу окружила меня своей заботой. Устроила мне концерт. Познакомила с нужными людьми. А в дальнейшем помогла мне получить работу на радио и перебраться в США на постоянное жительство.

   К сожалению, в середине 90-х Маргариты не стало. У Горовца, для которого она была всем – и женой, и матерью сына, и менеджером, был долгий траур. Он нигде не появлялся, не выступал и ни с кем не разговаривал. Потом устроил в помещении «Линкольн Хай Скул» концерт, посвященный Маргарите. Первым номером он исполнил а капелла молитву на идиш об усопшем человеке. После этого все зрители встали и минут пять ему аплодировали. Это было очень трогательно. А через некоторое время в жизни Эмиля появилась другая женщина – давняя поклонница его творчества Ирина. После смерти Маргариты его навещали только сын Саша, ставший врачом-гастроэнтерологом, Миша Плоткин и еще несколько старых друзей. Он чувствовал себя очень одиноким. И за пару лет до смерти женился на Ирине. Многие поначалу ее не принимали. Не могли представить рядом с Эмилем кого-то, кроме Маргариты. Но Ирина с таким энтузиазмом взялась за продвижение его творчества, что постепенно отношение к ней изменилось. С Горовцом мы последний раз встречались летом 2001 года. Я напомнил ему про обещание прийти ко мне на передачу. «Вот поправлюсь – обязательно приду», - сказал он. Что у него болело – не уточнил. А буквально через пару недель мне позвонили и сообщили, что Эмиль умер. Я присутствовал на прощании с ним в похоронном доме в Манхэттене. Людей в зале было очень мало. Похоронили его в Нью-Джерси рядом с Маргаритой.

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» № 22, 2018)