ЖЕНА АЛЕКСАНДРА ПРИКО ХОТЕЛА УЙТИ ИЗ ЖИЗНИ ВСЛЕД ЗА НИМ

Елена Сажина корила себя, что могла быть невольной виновницей смертельной болезни участника «Ласкового мая»

В начале сентября после тяжелой болезни в возрасте 46 лет не стало бывшего участника групп «Ласковый май» и «Мама» Александра ПРИКО, который первым спел «Розовый вечер» и другие всеми любимые хиты («ЭГ» № 37, 2020). О том, как он жил последние годы и какие обстоятельства привели к его преждевременной смерти, «Экспресс газета» узнала у его гражданской жены - бухгалтера из Санкт-Петербурга Елены САЖИНОЙ.

   - С 1989 года я была поклонницей Саши, - рассказала Елена. - Много лет следила за ним на расстоянии. А в 2010 году купила ноутбук и разыскала его в соцсетях. Поздравила с 23 февраля. К моему удивлению, он мне ответил. У нас началось общение в Интернете. Мы переписывались и днем, и ночью. Саша тогда жил в Нижнем Тагиле с женой Ольгой и их сыном Егором, которому было 4 года. В какой-то момент он мне признался, что у него не ладятся отношения в семье. Жена не давала ему свободы. Без всякого повода ревновала его ко всем. «Я больше не могу это выносить, - объяснял он. - Я долго думал и принял решение расстаться с ней и уехать из Нижнего Тагила. Я очень люблю нашего сына. Но даже сын меня не остановит от этого шага». «Если я могу тебе чем-то помочь, можешь на меня рассчитывать, - ответила ему я. – Мои двери для тебя всегда открыты». И Саша переехал ко мне в Петербург. Уже потом он заочно развелся с Ольгой. Первое время пытался поддерживать отношения с сыном. Даже хотел забрать его к себе. Естественно, мать его не отдала. «Надо подождать, когда Егору исполнится 11 лет, – успокаивала я Сашу. – Он тогда будет вправе сам выбирать, с кем из родителей ему проживать». Но Ольга настроила сына против него. Внушила ребенку, что это нехороший дядя. Егор даже называл его не папой, а дядей Сашей. И постепенно их общение сошло на нет.

   От шоу-бизнеса Саша отдалился. Хотя музыку полностью не забросил. Дома постоянно играл на гитаре и пел. И когда его приглашали выступить, никогда не отказывался. Тот же Андрей Разин, приезжая в Петербург, задействовал его в концертах «Ласкового мая». И Григорий Герасимов, с которым они работали в группе «Мама» у Сергея Кузнецова, подтягивал Сашу с собой на гастроли. Другое дело, что доходов музыка ему практически не приносила. Концерты бывали нечасто – 1-2 в месяц или даже реже. И платили за них буквально по несколько тысяч рублей. Найти какую-то другую работу Саше долго не удавалось. Образования-то у него не было. Он окончил только 8 классов. Однажды один знакомый по рыбалке предложил ему пойти работать на стройку. Казалось бы, где Саша и где стройка? Это были на тот момент совершенно несовместимые понятия. Тем не менее, он зацепился за это предложение. Два года проработал на строительстве жилых домов монтажником сантехнических систем. Но ему при его комплекции было тяжело забираться с унитазами и цементом на 25 этаж. А у этого знакомого были связи на Обуховском заводе. И он помог Саше перейти туда слесарем-сантехником.

   В 2015 году в Оренбурге нашлась мама Саши Надежда Борисовна Шевченко, с которой он давным-давно потерял связь. Бывшая учительница Елена Владимировна Мельникова обнаружила ее бомжующей в подъезде и помогла устроить в дом престарелых. Саша давал денег Мельниковой, чтобы она навещала маму и покупала ей необходимые вещи и продукты. Елена Владимировна два раза в неделю звонила ему и докладывала, как обстоят дела. К сожалению, съездить в Оренбург и встретиться с мамой Саше так и не удалось. Она привыкла к вольным хлебам. Жизнь в доме престарелых, где нужно было соблюдать режим и приходить ночевать, ее не устраивала. И вскоре Надежда Борисовна удрала оттуда к своему другу Сергею Вострикову, у которого прежде жила на кухне. Продолжала, как и прежде, пьянствовать. Потом Востриков ее вроде бы выгнал. Когда Мельникова видела Надежду Борисовну последний раз, она собиралась ехать в город Гай к сестре Саши Наталье. Остановить ее Елена Владимировна не могла. С тех пор о маме больше никаких вестей не поступало. А с сестрой у Саши связи не было. С ней он распрощался еще в 2004 году после того, как она через суд выписала его из квартиры в Гае, которую ему когда-то дали как детдомовцу. «Это мне не сестра и вообще не родственник, - говорил Саша. – Знать о ней не хочу. Она для меня умерла».

   Несмотря на то, что я прожила с Сашей 10 лет, наш брак мы официально так и не зарегистрировали. Как он ни настаивал, я почему-то отказывалась. «Зачем тебе штамп в паспорте? – говорила я ему. – Главное – чтобы отношения были человеческие». Сейчас я ужасно корю себя, что так поступила. Может быть, это и послужило причиной того, что Саша заболел. Может, он нервничал из-за того, что ему будет негде жить, если со мной вдруг что-то случится. Может, из-за того, что музыкальная карьера у него не ладилась. А все болезни, как говорят, возникают от нервов. Началось с того, что в июне Саша стал испытывать боли в груди с левой стороны. «Наверное, у меня коронавирус. Ха-ха!» - шутил он. Я с трудом заставила его пойти ко врачу. Рентген показал у него левостороннюю пневмонию. Врач прописал ему антибиотики. Но от них Саше лучше не становилось. В конце июля, по моему настоянию, ему сделали компьютерную томографию и нашли в левом легком жидкость. Положили его в больницу Святого Георгия. Состояние его ухудшалось. Я обратилась за помощью к Разину. Попросила его связаться с главврачом, чтобы Сашу более тщательно обследовали. Тогда-то у него и выявили рак легкого. Направили его на консультацию в онкологический диспансер. «Нам нужно перепроверить результаты обследований, так как в непрофильных больницах часто дают неправильные заключения, - сказала нам онколог. – Это займет где-то недели три». В середине августа Саше уже стало трудно дышать из-за жидкости в легких. Через каждые два дня приходилось ее выкачивать. Он угасал буквально на глазах. Однако вместо того, чтобы начинать лечение от рака, из онкодиспансера Сашу отправили в Покровскую инфекционную больницу. Сказали, что у него якобы положительный тест на коронавирус. Хотя до этого все тесты были отрицательные. Я вряд ли смогу что-то доказать, но, по моему мнению, врачи просто упустили время с постановкой диагноза, и чтобы к ним не было претензий, прикрылись коронавирусом и слили Сашу в инфекционку умирать. После его смерти я не живу, а существую. Я жила Сашей, для него, ради него. И жить дальше не хочу. Только моя 19-летняя дочь останавливает меня от шага в бездну.

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» № 40, 2020)