АЛЛА БАЯНОВА ОТКАЗАЛАСЬ ОТ БРАКА С ПОХОТЛИВЫМ ДЕДОМ

Минувшей весной исполнилось 110 лет со дня рождения легендарной исполнительницы романсов Аллы БАЯНОВОЙ (ЛЕВИЦКОЙ), волею судьбы прожившей долгие годы за границей и лишь в преклонном возрасте вернувшейся на родину. Воспоминаниями о ней «Экспресс газета» попросила поделиться вдову певца Валерия ОБОДЗИНСКОГО Анну ЕСЕНИНУ, которая имела непосредственное отношение к ее переезду в нашу страну.

   - Алла Николаевна родилась в Бессарабии, в Кишиневе, - издалека начала свой рассказ Анна Альбертовна. - Тогда это была Российская Империя. В 1918 году Бессарабию вместе со всем населением забрала себе Румыния. Ее семье дали румынские паспорта. С этими паспортами они переехали во Францию, в Париж. Какое-то время жили в Германии. А с 30-х годов осели в Румынии, в Бухаресте. В Советском Союзе до 70-х годов Баянову знали только коллекционеры, у которых сохранились ее довоенные записи на пластинках фирмы Columbia. У одного из этих коллекционеров я впервые ее и услышала. И сразу была очарована ее пением. Это было очень непохоже на то, что мы слышали здесь. Потом на выставку «Международная книга» привезли ее пластинки, выпущенные румынской фирмой Electrecord. Их переписывали на магнитофонную ленту, и тогда уже она получила известность среди любителей подобной музыки по всей нашей стране. В середине 70-х Госконцерт привозил Баянову к нам на гастроли. Но ни в Москву, ни в Ленинград ее не пустили. Дали выступить только на Украине. А с 1985 года она начала приезжать в Советский Союз самостоятельно - по гостевой визе. Давала концерты в Москве в Доме дружбы, в Доме кино, в Доме моды на Кузнецком мосту. Проходили они неофициально, без афиш и рекламы. Но я от кого-то узнавала об этих концертах и не пропускала ни одного. Билеты на них не продавались. Помню, в Доме дружбы один из поклонников Баяновой Александр Иванович Петров пустил по залу зелененькую вазочку, чтобы собрать ей денег. Потом Алла Николаевна с этой вазочкой не расставалась.

   Весной 1988 года Баянова выступала в ДК имени Серафимовича. Стараниями популярной цыганской певицы Тани Филимоновой этот концерт снимало телевидение. И в курилке я случайно услышала, как стоявший рядом мужчина рассказывал про тяжелую жизнь Аллы Николаевны в Румынии. В то время там были проблемы и с продуктами, и с водой, и с электричеством. Исполнение румынских песен особых денег ей не приносило. И ради хоть какого-то заработка ей пришлось пойти на фирму Electrecord клеить конверты для пластинок. Помогала ей Татьяна Скородумова, жена нашего атташе по культуре. Приглашала ее петь в советское посольство и давала ей муку, крупы, консервы, которые ее как-то спасали. «Как же так? - ужаснулась я. - Такая певица - и так живет!». Визу в Советский Союз ей тогда помогала делать Наталья Старинская по прозвищу Тулуз-Лотрек, у которой в двухкомнатной квартире на метро «Полежаевская» было что-то вроде салона, куда приезжали артисты с гитарами и пели романсы. У нее же на квартире Баянова и проживала. Я нашла телефон Старинской и позвонила Алле Николаевне. «Приезжай ко мне в гости!» - сказала она. Не чувствуя от счастья земли под ногами, я поехала на «Полежаевскую». Познакомилась с ней. И у нас как-то сразу возникла взаимная симпатия и завязалось общение. Через какое-то время Баянову пригласили на телевидение посмотреть съемку концерта. После просмотра она позвонила мне в полном ужасе: «Я там выгляжу как старая обезьяна. Делай, что хочешь - только чтобы это не вышло в эфир!». А что я могла сделать? Я была никто и звать никак. Но, когда концерт все-таки показали, весь Советский Союз обалдел и влюбился в Аллу Николаевну.

   Вскоре Баяновой пришлось вернуться в Румынию. Все лето я ей звонила. Делала это обычно ранним утром, чтобы застать ее дома. «Алла Николаевна, я вас не разбудила?» - спрашивала я. «Да что ты! - отвечала она. - Я с полтретьего воду собираю. Лампочки не горят. Но из крана пока что-то цвиркает». У меня сердце кровью обливалось от ее рассказов. А осенью 1988 года Баянова снова собралась в Советский Союз. Но не в Москву, а в Ленинград. Я взяла отпуск у себя на работе в отделе культуры Бауманского района и поехала ее встречать. Алла Николаевна прибыла с большими чемоданами. «Все собрала, - сказала она. - Обратно возвращаться не хочу». У меня в Питере жил родной дядька - капитан 2-го ранга с Балтийского военно-морского флота. Я планировала, как всегда, остановиться у него. А Баяновой питерские поклонники сняли однокомнатную квартиру на окраине. Точнее говоря, комнату, потому что на кухне жила хозяйка. Вечером там собрали стол и устроили посиделки. Когда все стали расходиться, Баянова неожиданно меня остановила: «А ты куда? Оставайся!». И я осталась у нее в съемной квартире. Мы каждый день гуляли с ней по ее любимому Питеру. Встречались с ее поклонниками. Она была просто на седьмом небе от такого внимания. Но, как только я напоминала ей, что отпуск у меня скоро заканчивается и мне нужно возвращаться в Москву, Алла Николаевна хваталась за сердце и начинала умирать на глазах. Бросить ее в таком состоянии я не могла. Пришлось мне позвонить в отдел культуры и объявить об окончании моей деятельности у них. Тем временем московские поклонники не дремали и думали, как оставить Баянову в Советском Союзе. И придумали выдать ее замуж. Нашли ей престарелого жениха - бывшего начальника каких-то приисков в Воркуте по фамилии Коган, внешне похожего на Лаврентия Павловича Берию. Дед был очень богатый. Имел в Москве четырехкомнатную квартиру. Жена у него умерла. И с ним договорились, что он формально распишется с Баяновой, чтобы ей дали советское гражданство.

   Я привезла Аллу Николаевну из Питера домой к этому Когану. По ее просьбе, долго с ними сидела. Уехала только на второй день вечером, чтобы дать им наедине решить все вопросы. А рано утром она позвонила и потребовала: «Срочно забирай меня отсюда!». Оказалось, этот старый пень не устоял перед ее чарами и начал к ней приставать. Хотя договоренностью это не предусматривалось. Я взяла такси, загрузила в него Баянову с ее чемоданами и привезла в свою однокомнатную квартиру. А куда мне еще было ее везти? С того момента моя жизнь стала полностью подчинена Алле Николаевне. «Ты слишком долго спишь, - выговаривала мне она. - Надо вставать в 8 утра, завтракать и идти гулять с твоей собачкой Лариской в Сиреневый сад». Но утром ей звонил кто-то из поклонниц. «Ой, моя миленькая!» - радовалась Баянова. И разговаривала с каждой такой «миленькой» часами. Приготовленный мной завтрак остывал. А вечером поклонники приходили к ней в гости, и у них допоздна продолжались застолья. Я только успевала готовить и накрывать на стол. Однажды пришел театральный критик Борис Поюровский. Увидел у меня коллекцию старинных жестяных банок и восхищенно воскликнул: «Ой, какие банки!». А Баянова выдала ему в ответ: «Я ей все время говорю, чтобы выбросила это говно!». Также Алла Николаевна порывалась отправить на помойку мои антикварные стулья. «Купим нормальные! - предлагала она. - Ведь к нам приличные люди ходят». Поскольку с работы я ушла, денег у нас практически не было. К счастью, возможность зарабатывать тогда появилась у самой Баяновой. Провернула это ее питерская подруга Джульетта Михайловна Карлина, которая жила в доме за Казанским собором, прямо напротив моста с золотокрылыми грифонами. Она была эдаким Остапом Бендером в юбке и пристроила Баянову под крыло директора Ленконцерта Григория Израилевича Шуба. Музыкантов ей собрал Александр Бойко - организатор подпольных записей Александра Розенбаума и «Братьев Жемчужных», друг исполнителя романсов Валерия Агафонова. И Алла Николаевна начала давать концерты уже за деньги. Сначала - по Ленинградской области. Потом - в самом Ленинграде. А в дальнейшем - по всему Советскому Союзу.

   К тому времени виза у Баяновой уже закончилась. Ее гастролям это особо не мешало. Номера в гостиницах оформлялись на мое имя. А Алла Николаевна как бы у меня проживала. Ее документы никто не проверял. Но в некоторых других случаях возникали проблемы. После каждой поездки в Питер у нее начинался страшный бронхит. Вызывать участкового врача с ее советами обильно пить и парить ноги было бесполезно. А обратиться в поликлинику для иностранных граждан я не могла из-за просроченной визы. Приходилось лечить ее самой. Вдобавок ко всему Баянова давала интервью и везде рассказывала, как ужасно жить в Румынии и какой людоед их президент Николае Чаушеску. Каждый день перед сном она говорила мне: «Если я вернусь в Румынию, он меня убьет». И благополучно засыпала. А я от ужаса не могла сомкнуть глаз. Было понятно, что вопрос с документами надо как-то решать. Алла Николаевна писала письма с просьбами о помощи председателю СТД Михаилу Ульянову и даже самому президенту СССР Михаилу Горбачеву. Но все было без толку. А потом случайный знакомый в поезде вывел ее на нужного человека. Насколько помню, звали его Борис Михайлович. Он и помог Баяновой стать гражданкой Советского Союза. Говорил нам, куда нужно пойти и что сказать. Под его руководством, мы дошли до дома на Трубной площади, где тогда сидели люди в погонах. Там с нами общалась Наталья Борисовна Иванова. «Если Аллу Николаевну кто-то пропишет в Москве, на основании этой прописки ей выдадут советский паспорт», - объяснила она. «Какие проблемы? - сказала я Баяновой. - В моей квартире, кроме меня, больше никто не прописан. Я пропишу вас как свою тетю». Сходила с ней в 51-е отделение милиции на Измайловской площади. Заполнила за нее анкету. Когда дошла до графы «год рождения», она начала толкать меня и шептать: «Пиши 1924-й!». Решила омолодиться. «Ага, сейчас!» - усмехнулась я и написала 1914-й, как в ее румынских документах. Паспорт ей торжественно вручали на «Песне года-1989». Алла Николаевна захотела надеть туда платье с «осиной» талией - такое, какое мама сшила ей в 18 лет. Как я ее ни отговаривала, она меня не послушала. А в результате сама осталась недовольна: в кадре сначала появился ее живот, а уже потом она сама.

   После долгих хождений по инстанциям удалось пробить Алле Николаевне и собственную жилплощадь. В 1990 году она получила двухкомнатную квартиру в одном из арбатских переулков - Сивцевом Вражке. Но, пока там шел ремонт, продолжала жить у меня. Так как в магазинах в то время было шаром покати, ей дали талоны на покупку необходимых для квартиры вещей - тюля, штор, ковров. Я помогала ей их отоварить. В 30-градусный мороз стояла в очереди за холодильником. А потом наши пути разошлись. Думаю, сыграло роль, что я ей не льстила и всегда прямо говорила, что думала. Наверное, это ей не нравилось. Настраивали Аллу Николаевну против меня и окружавшие ее поклонницы. Особенно старалась Римма Павловна Мошникова из Питера. Раньше она была поклонницей певицы Галины Каревой. Но, когда Карева заболела раком, сразу потеряла к ней интерес. Об этом мне рассказывала сама Баянова. Тем не менее, она эту Римму Павловну почему-то пригрела. Та ее убеждала, что по возрасту больше ей подходит, а я для нее слишком молодая и ненадежная. В конце концов, Алла Николаевна мне залепила, что у нее на мое место есть десять человек. И я тогда решила, что больше никакой ответственности за нее не несу. Когда она переезжала от меня в свою квартиру, я даже дома отсутствовала. Уехала в гастрольный тур по Сибири с другим моим любимым артистом - Борисом Рубашкиным. «Ну, ты хорошо подумала? - пытала меня перед отъездом Баянова. - Такую жар-птицу упускаешь!». «Вы, конечно, жар-птица, - не стала спорить я. - Но быть рядом с вами и без меня желающих хоть отбавляй!». В Сивцевом Вражке первое время с ней жила Римма Павловна. Потом она сломала ногу, и ее отправили домой в Питер. А ее место заняла Наташа Должикова. Я уже при этом не присутствовала. Алла Николаевна как-то приглашала меня в гости. Но из-за Наташи мне совершенно не хотелось туда идти. Ходить к ней я стала только за несколько лет до ее смерти. Она уже никого не узнавала. Смотрела в глаза, силилась что-то вспомнить, но не могла. Последний раз я видела Баянову на банкете после концерта в честь ее 95-летия. Больше мы уже не встречались.

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» № 53, 2024)

   Газетная версия https://www.eg.ru/nostalgia/4715742