СОЛИСТ «ЛАСКОВОГО МАЯ» ГОЛОДАЛ В СИЗО ИЗ-ЗА КОЛДУНА ГРАБОВОГО

за решеткой Андрея Гурова научили, как вскрывать вены фильтром от сигареты и как с помощью чая четыре дня не ходить в туалет

Бывший солист группы «Ласковый май» Андрей Гуров четыре года назад попал в серьезный переплет - его обвинили в убийстве и приговорили к длительному сроку лишения свободы. Несмотря на то, что все факты свидетельствовали о невиновности певца, ему все-таки пришлось провести за решеткой три года. Лишь недавно Гурову удалось через суд добиться условно-досрочного освобождения. Подробностями своих злоключений он поделился в эксклюзивном интервью «Экспресс газете».

   - До 2007 года я и моя жена Алия жили у тещи, - поведал Андрей. - Потом у жены умерла бабушка. От нее осталась комната в коммуналке. И в конце 2007 года мы переехали туда. В дальнейшем мы планировали эту комнату продать и взять ипотеку на квартиру. Но не прожили мы там и месяца, как у нас начались конфликты с соседями. Они были алкоголики. Постоянно пили. Справляли нужду мимо унитаза. Разводили в квартире грязь и вонь. А 5 января 2008 года произошел конфликт, который оказался для меня роковым. Телефон у нас был спаренный с соседями. Видимо, у них упала трубка. И хотя нас весь день не было дома, они почему-то подумали, что это мы им специально отключили телефон. Когда жена вернулась домой, пьяный сосед набросился на нее с обвинениями и сильно ударил ее в грудь. Она мне позвонила и пожаловалась на него. Я разозлился и, добравшись до дома, пошел к соседу разбираться. Вместо того, чтобы извиниться, он начал меня оскорблять и хватать за свитер. Я был вынужден защищаться. Мы с ним немножко подрались. После чего разошлись по своим комнатам.

   А через полчаса к нам пришла жена соседа и сказала, что ему стало плохо. Он лежал на полу без сознания. Пульс уже не прощупывался. Я вызвал «скорую» и, пока она ехала, пытался сам делать ему искусственное дыхание. А кто еще мог ему помочь?! Его жена тоже была пьяна и к тому же не вполне адекватна. К сожалению, откачать соседа не удалось. Врачи «скорой» констатировали его смерть. Меня забрали в Таганский ОВД. Я рассказал все, как было. И меня сначала отпустили. До марта я проходил по делу как свидетель. Но потом все пошло по другому сценарию. Пришли первоначальные данные патолого-анатомической экспертизы, впоследствии опровергнутые криминалистической лабораторией МВД. На основании этих первоначальных данных меня обвинили в смерти соседа и арестовали. Сначала мне вменяли статью 109 УК РФ «Причинение смерти по неосторожности». А потом ее изменили на особо тяжкую статью 111 часть 4 «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевшего». На самом деле никакого умысла в моих действиях не было. Тем более, я не хотел, чтобы человек умер. К слову сказать, в крови у соседа обнаружили 3 промилле алкоголя. От такой дозы он мог и сам умереть. Мне казалось, что я смогу доказать свою невиновность. Но сделать этого мне не удалось. В результате мне дали 6 лет колонии строгого режима.

   Пока шел суд, меня держали в следственном изоляторе Бутырка. Это очень старая тюрьма с интересной историей. Например, мало кто знает, что в разное время там сидели 14 человек, впоследствии причисленных к лику святых. Когда меня подняли в камеру, я был очень удивлен. В холодильнике там было все, что есть на воле – и шашлык, и виски. Люди пользовались мобильными телефонами. А один человек все время разговаривал по рации. Сначала я не мог понять, куда я попал. Потом выяснилось, что это так называемая «котловая хата» - камера, где сидит «смотрящий» за определенным корпусом Бутырки. Именно у этого человека была рация. С ее помощью он связывался с другими корпусами и решал вопросы внутреннего хозяйства воровского мира. Чем хорош в этом смысле воровской мир? Если в камере есть поставленный ворами «смотрящий» или «положенец», выполняющий его обязанности, не допускается никакого беспредела. Никто не может человека просто так унизить или забрать у него вещи. Наоборот, те, кто приезжают с этапа и ничего не имеют, с помощью «смотрящего» получают чай, сигареты и т.д.

   В отличие от воровского мира администрация Бутырки относится к арестованным как к собакам. Даже то, что они обязаны делать, получить у них очень сложно. Например, у меня были проблемы с почками. Видимо, на почве всех стрессов начал выходить камень. Боли были страшные. Но на все жалобы и просьбы о медпомощи мне отвечали: «Лекарств нет». Когда мне стало совсем плохо, мне вкололи баралгин и положили меня в тюремную больницу. Но толку от этого не было никакого. Просто из одной камеры перевели в другую – менее людную. Нужных специалистов в Бутырке не было. И лечение сводилось к тому, что всем независимо от болезни давали стандартный набор самых простых и самых дешевых таблеток. Чтобы добиться включения горячей воды, арестованным пришлось устроить 3-дневную голодовку. К нам сразу зачастили комиссии по правам человека. Но, как правило, все они вставали на сторону администрации. Бывали в Бутырке и бунты. В какой-нибудь камере арестованные начинали бить по железной двери алюминиевыми шлёмками (мисками – М.Ф.). Это подхватывала вся тюрьма. Создавался всеобщий шум. Однажды из-за бунта нас после суда долго не могли завезти на Бутырку. Все передвижения по тюрьме были прекращены. И мы 2-3 часа сидели в переполненной машине, не имея возможности даже сходить в туалет. По версии администрации, бунт произошел из-за того, что проверяющие органы ворвались в камеру и нашли там мобильный телефон. Но на самом деле люди бунтовали из-за плохих условий содержания.

   Особо хотелось бы рассказать о поездках в суды. В день суда нас будили в 6 утра, давали вместо завтрака сухой паек и заводили в комнату без вентиляции размером 20x20 метров, куда набивалось до 150 человек, которым тоже нужно было ехать по судам. Там, в сигаретном дыму, мы сидели 1,5-2 часа. Потом нам устраивали шмон. Проводили через металлоискатель. Раздевали на случай, если кто-то в жопе что-то потянет. После этого всех распихивали по автозакам. Набивали в каждый до 35-40 человек. Все сидели чуть ли не на коленях друг у друга. Пока нас по московским «пробкам» – особенно летом, в жару - довозили до суда, многие уже были готовы признать все на свете. Если заседание по чьему-либо делу вдруг отменялось или заканчивалось раньше других, приходилось ждать в специальной камере, пока не закончатся все заседания в суде. Иногда ожидание затягивалось. Так было, когда в Таганском суде слушалось дело колдуна Григория Грабового. Ему читали приговор до 3 часов ночи. И до этого времени нас всех, голодных, держали в здании суда. Причем, Грабового всегда сажали отдельно от остальных. Все-таки дело было резонансное. Боялись, что посадят его в общую камеру, а там его возьмут и шкеранут. Вот ребят из «ЮКОСа» держали вместе со всеми. Однажды я разговорился с бывшим управляющим одного из банков «ЮКОСа». Он рассказывал, как к ним пришли, всех арестовали и банк забрали. Очень бранился на Бориса Немцова. Одно время Борис Ефимович числился у них в банке то ли как президент, то ли как соучредитель. По словам бывшего управляющего, он абсолютно ничего не делал. Только получал зарплату. И вышел сухим из воды. А их больше года держали в Бутырке и возили на суд практически каждый день, кроме выходных. Выдержать это было очень тяжело.

   После того, как мне вынесли приговор, меня этапом отправили к месту отбывания наказания. Сначала нас везли в «столыпинских» вагонах до Волгограда. Там находится пересыльная тюрьма, через которую проходят все заключенные, следующие на юг России или с юга. Ехали мы туда четыре дня. Нас перецепляли от одного поезда к другому. Какое-то время держали в отстойнике. Кормили всю дорогу одними сухпайками. Это такая запакованная каша типа «Роллтона» - только еще хуже. Есть ее было невозможно. Плюс пару раз в сутки наливали кипяток, чтобы заварить чай. Естественно, после такой еды сразу хотелось срать. А в туалет выводили всего один раз в сутки. Чтобы забить позывы, старые зэки советовали есть сухие чайные листья. Чай так хорошо все скрепляет в кишечнике, что можно по четыре дня не ходить по-тяжелому. Тем более, что делать это в поезде крайне неудобно. По идее, «купе» в «столыпине» рассчитано на 9 мест. Но на них могут засунуть 10-12 человек. И, когда выводят в туалет, нужно делать все очень быстро.

   По дороге в Волгоград произошла одна неприятная история. У меня были с собой деньги – 5 тысяч рублей. Как правило, конвойным можно дать денег и попросить их купить что-нибудь поесть и выпить. Но один товарищ из волгоградского конвоя оказался негодяем. Он ничего не купил и присвоил себе мои 5 тысяч рублей. «Отдай деньги, гондон! – говорили мы ему. – Или все наше купе вскроется!». Лезвий у нас не было. Но, если взять фильтр от сигареты и поджечь, он становится твердым, и его можно использовать вместо лезвия. Его немного подтачивают и бьют им по венам. Так мы и хотели сделать. Но пришел начальник конвоя и сказал: «Ребята! Ничего не делайте! Мы во всем разберемся». В итоге нас всех растасовали по «козлячим хатам». Так называются камеры, где сидят недовольные воровской властью и работающие на администрацию. Я просидел в такой камере чуть больше недели. А мне казалось, что я сижу там целый год. Эта «козлотня» над нами издевалась. Меня там поколотили так, что чуть не убили. У меня были огромные синяки. И все остальные ребята тоже вышли оттуда перебитые. Так начальник конвоя нам отомстил за то, что мы возмутились поступком его подчиненного.

   Из Волгограда меня привезли в мой родной Ставропольский край, на Пятигорский централ. Если Волгоградская пересылка считалась «красной», т.е. находящейся под контролем администрации, то в Пятигорске была сильна власть воров. Там я сидел в «транзитной хате» вместе с боевиками, которых везли в Россию из Кабарды, где они учинили бунт. Им дали срока от 18 до 22 лет. А они все были молодые ребята – по 23-24 года. Я с ними пообщался, пытаясь понять, чего они хотели добиться. Они говорили, что были недовольны властью. Их регионы – Кабардино-Балкария, Дагестан, Чечня – дотировались из Москвы. Но деньги до простых людей не доходили. И эти молодые ребята попали под влияние мусульманских фанатиков. «Посмотрите, что делает власть! – объясняли им. - Она поощряет тех, кто ворует, пьет, курит. Но вы же не такие. Вы же хорошие ребята. Вы должны защищать свои семьи от произвола. Вы должны помешать воровству». И они шли на преступления. Нападали на милицию. В их глазах не было страха. Они боролись за идею. Но результат оказался плачевный.

   Из Пятигорска меня отправили под Ставрополь, в город Михайловск (до 1999 года – село Шпаковское). Раньше там находился ЛТП для алкоголиков. А потом его перестроили в зону строгого режима. В этой зоне я и отбывал срок. Там мне было уже легче. Это было недалеко от моего родного села Привольное. Я там встретил ребят, которых знал с детства. Один их них попал туда за стаканчик конопли. Ему дали 9 лет. Конечно, нашему Президенту и правительству виднее, но мне кажется, что давать за «траву» такие срока – неправильно. Находясь столько лет в обществе преступников, человек не исправляется, а, наоборот, сам становится преступником. У него полностью меняется мировоззрение. И, выйдя на волю, он уже не пойдет работать за 6 тысяч рублей в месяц, а будет воровать. Когда были выборы Медведева, все зэки ждали амнистию, которую обычно устраивает вновь избранный Президент. Но из заявленных 330 тысяч выпустили только 15 тысяч человек. Зоны переполнены. И не везде есть нормальные условия для жизни. В некоторых зонах нет воды. Многие уезжают оттуда с туберкулезом. Чтобы не подхватить туберкулез, нужно кушать больше жиров. Хорошо, если у человека есть родные. Они могут раз в 4 месяца привезти посылку 20 кг. Но такая возможность имеется не у всех.

   Если не считать кроватей в три яруса, в нашей зоне условия были еще вполне сносные, потому что была вода. С провиантом мне оказывали большую помощь Андрей Разин и ребята из «Ласкового мая» - клавишник Женя Бычков и барабанщик Сережа Ленюк. Они привозили коробками чай, сигареты и другие припасы. Правда, нам почему-то запрещали заниматься спортом. Лишь один раз нам позволили поиграть в волейбол и даже пригласили в качестве соперников команду мастеров. А вот тяжелая атлетика и единоборства находились под полным запретом. Как-то развиваться духовно тоже возможности не было. В библиотеке были только книжки советских времен с коммунистической пропагандой. Чтобы не деградировать, я учил английский язык и занимался музыкой. Моими стараниями на зоне оживилась культурная жизнь. Начали приезжать артисты с концертами. Когда приезжало варьете, для некоторых заключенных это стало культурным шоком. Они никогда не видели девушек в стрингах и перьях. Когда они садились, ничего подобного у нас не было. А если и было, то лишь в закрытых клубах для избранных. Приезжали к нам и «звезды». Например, Нина Кирсо и группа «Фристайл». А вот группу «Бутырка» к нам не пустили. Они выступали в Ставрополе на большой площадке. Мы уже с ними договорились. Но администрация запретила их привозить под предлогом, что они пропагандируют воровскую жизнь.

   Аппаратура у нас в клубе была совсем убитая. По идее, о ней должна была заботиться администрация зоны. Но им было не до этого. Пришлось решать вопрос своими силами. Я написал своим друзьям в Москву. И они прислали мне кучу всего - микрофоны, провода, голосовые обработки и даже звукорежиссерский пульт. Потом купили клавиши «Ямаха». Среди заключенных нашлись хорошие музыканты – саксофонист, баянист, гитарист. И у нас постепенно сложилась группа в стиле шансон, получившая название «Винил-интер». Мы хотели поехать на конкурс, который проводится среди заключенных. Победителей этого конкурса могут досрочно освободить или скостить им срока. И мы прилагали все усилия, чтобы этого добиться. Писали свои песни. Даже делали клипы. К нам иногда приезжало телевидение – местное Рен-ТВ. Они снимали нас и передавали нам отснятый материал. А иногда нам самим давали видеокамеру, чтобы снимать документальные фильмы о жизни зоны. Параллельно мы делали нужные нам съемки. И на компьютерах, которые стояли в тюремной школе, осуществляли монтаж.

   Потом вышел закон, по которому «первоходов» и «многоходов» начали развозить по разным зонам. А наши саксофонист и гитарист были уже «многоходами». И наша группа развалилась. Но к нам привезли других ребят. Среди них оказался Дима Борцов, который писал отличные песни. У него тоже была тяжкая статья – почти такая же, как у меня. И мы с ним создали новую группу. У нас сменился стиль – с шансона на русский рок. И появилось новое название – «Аванпост». Мы снова подавали заявки на конкурс. Но нас почему-то не брали. Хотя к нам приезжала комиссия из Москвы, и наше выступление им очень понравилось. Возможно, управление исполнения наказаний просто не хотело оплачивать нам поездку на конкурс. Тогда мы записали наши песни и переправили на волю. Их разместили в Интернете. Они даже занимали первые места в Интернет-чартах. После этого нами заинтересовались ребята из компании «Stargenerator» и, чтобы нас поддержать, подарили нам гитару и «примочку» к ней. Минувшим летом по приговору суда я был условно-досрочно освобожден. С этим мне очень сильно помог Андрей Разин, нашедший для меня хороших адвокатов. А Дима Борцов остался на зоне. Откуда-то сверху поступило указание – больше никого по УДО не отпускать. Администрации это выгодно. Чем больше народу у них сидит, тем больше денежек им поступает. «Когда выйдешь на волю, пожалуйста, не забрасывай нашу группу! – сказал мне Дима. – Хотелось бы, чтобы наши песни дальше куда-то пошли». Ради этого я сейчас и живу. Хочу быстрее вытянуть Диму с зоны. Такие люди достойны быть на свободе.

   Из кассационной жалобы адвоката Семеновой Н.Д. на приговор Таганского районного суда г. Москвы от 26.09.2008г. в отношении Гурова А.А.:

   …Фактически в основе обвинения Гурова А.А. лежит протокол допроса свидетеля Зайчиковой В.Г. (жены умершего соседа Денисова Г.Е., которая через месяц тоже умерла – М.Ф.) от 09.01.2008г., показания которой суд счел достоверными… Судом не было учтено, что 07.01.2008г. она была доставлена принудительно в психиатрическую больницу № 13 в связи с имеющимся у нее психическим заболеванием… Согласно показаниям свидетеля, академика Шибановой Н.И., заведующей кафедры психиатрии, показания свидетеля Зайчиковой В.Г., страдающей сосудистой деменцией, являются сомнительными… Зайчикова В.Г. в течение определенного времени злоупотребляла алкоголем, в последнее время у нее стали проявляться признаки слабоумия, она плохо ориентировалась, не могла вспомнить некоторые факты и обстоятельства… Свидетельством тяжелых сосудистых изменений являются данные патолого-анатомического исследования – размягчение вещества и атрофия коры головного мозга… Следователь не имел права допрашивать Зайчикову В.Г. в таком состоянии…

   …В то же время судом были полностью проигнорированы показания свидетеля Иванова А.А. – врача психиатрической больницы № 13, осуществлявшего прием Зайчиковой В.Г., которая сообщила ему, что имеющиеся у нее следы побоев являются следствием ее драки с мужем… В трупе Денисова Г.Е. был обнаружен этиловый спирт в концентрации в крови - 3,2, в моче – 4,4 промилей. Данная концентрация этилового спирта у живых лиц обычно соответствует тяжелому алкогольному отравлению… Согласно заключению эксперта Ляненко В.А., оно могло замедлять процессы наступления смерти, причины которой находились на 3-6 часов раньше, следовательно, задолго до появления Гурова А.А. у себя дома. Кто знает, где и с кем пил Денисов Г.Е. в этот день. С кем он дрался еще, кроме своей супруги… И почему имеющиеся сведения о драке Денисова Г.Е. с супругой не были проверены. Кроме того, согласно заключению эксперта Бутовского Д.И., смерть Денисова Г.Е. могла наступить и от сложного падения… Разве не мог человек в крайней степени алкогольного опьянения падать в своей маленькой комнате на поломанную мебель?

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» № 2, 2012)