ЭКС-ДИРЕКТОРУ РОТАРУ В ТЮРЬМЕ НЕ ДАВАЛИ СПАТЬ ЛЕСБИЯНКИ

за мелкое нарушение Ольгу Коняхину вместо работы в клубе отправили пришивать воротнички к полицейским рубашкам

12 сентября в Барнауле после победы на конкурсе песни среди осужденных «Калина Красная» досрочно вышла на свободу бывший директор Софии Ротару Ольга Коняхина. В 2010 году ее обвинили в присвоении предоплаты за концерты певицы и приговорили к шести годам лишения свободы по статье 159 УК РФ «Мошенничество». Свое первое большое интервью после освобождения она дала музыкальному обозревателю «Экспресс газеты», который все это время поддерживал ее и даже ездил к ней в женскую исправительную колонию в поселке Головино Владимирской области («ЭГ» № 8, 2011).

   - Я на днях выступала в Государственной Думе, – поведала Ольга Петровна. - На программе у Андрея Малахова я познакомилась с правозащитником Володей Осечкиным из общественной организации «ГУЛАГу – НЕТ!». И он пригласил меня в Госдуму на заседание рабочей группы по защите прав заключенных. Попросил рассказать о положении дел в колонии, где я сидела. Честно говоря, я не люблю слово «колония». Оно слишком «правильное». Мне кажется более точным слово «зона». «Так ей и надо!» - злорадствовали многие, когда меня посадили. Но они не были в «зоне» и не представляют, как это страшно. За годы работы в шоу-бизнесе я попадала в разные ситуации. Сколько людей меня в свое время кинуло, не доплатив Ротару! Однажды за гастроли на Дальнем Востоке мне остались должны 5000 долларов. Я тогда была вынуждена отдать певице свои деньги. Но мне и в голову не приходило кого-то сажать. Я решала все вопросы своими силами. И когда из-за скачка курса доллара у меня образовалась недостача, я была уверена, что и эту ситуацию смогу разрулить. Назанимала денег под будущие концерты, пытаясь рассчитаться с Софией Михайловной. Надо было просто дать мне время, чтобы вернуть долги. Но Ротару пожаловалась замминистра внутренних дел России генералу Овчинникову, и последовал приказ: «Наказать Коняхину!». Прокатчиков, которые давали мне деньги, «прессанули» и заставили дать показания против меня.

   Особенно некрасиво себя повел Сергей Лавров из компании «Кремль-концерт». Мы долгие годы дружили и вместе проводили не один гастрольный тур Ротару. Все проплаты и обналички он осуществлял через свою компанию или через специальные фирмы-однодневки. Я-то работала с Ротару неофициально, и у меня не было ни своей фирмы, ни расчетного счета. Когда у меня делали обыск, никаких документов, подтверждающих обвинения в мой адрес, естественно, не нашли. Я сразу же позвонила Сергею и предупредила его: «Будь, пожалуйста, аккуратней! Неизвестно, не пошли ли параллельно к тебе». Чем же человек мне отплатил? Он нанял себе адвоката и, по его совету, тайно записав телефонные разговоры со мной, начал говорить на следствии и суде, будто я проводила деньги через свои фирмы, и все переговоры о концертах потерпевшие вели со мной, хотя я с этими людьми даже не общалась. А когда одна из потерпевших Татьяна Ефремова дала совершенно иные показания, он как ни в чем не бывало заявил: «Она просто перепутала. Мы же с ней вчера по телефону говорили и выяснили, что все шло через Коняхину». Я впервые в жизни видела, чтобы человек, глядя мне в глаза, так нагло врал. Он настолько испугался попасть в тюрьму, что не просто защищался, а откровенно топил своего друга. На его свидетельских показаниях в основном и строились все обвинения против меня. Я никогда не прощу ему этого предательства.

   К сожалению, я тогда растерялась и допустила массу ошибок. Подписала то, чего не следовало подписывать. Молчала там, где нужно было говорить. Я до последнего момента надеялась, что суд во всем разберется и не будет меня сажать. Лишь когда судья начал зачитывать приговор, что я виновна по всем пунктам, я осознала, к чему все идет. Но даже после того, как на меня надели наручники и отвели в расположенный в подвале бокс, где я ожидала отправки в тюрьму, меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Я заставляла себя не плакать. Внушала себе, что от слез ничего не изменится. Но все равно не могла сдержаться и рыдала. Работники суда еще нормально со мной разговаривали. «Как же так?! – недоумевали они. - Неужели нельзя было по-другому?». Но, как только за мной приехали люди из тюрьмы, тон и манера разговора резко изменились. «Стоять! Молчать! Не двигаться!» - рявкали они, давая мне понять, что с этой секунды я уже не полноправный член общества, а «зечка». Вот тут мне стало по-настоящему страшно.

   Из суда меня на «автозаке» отвезли в женский следственный изолятор № 6 в Печатниках и поместили на карантин в камеру на 12 человек. Обитательницы камеры сразу определили, что у меня 159 статья. Обычно по ней проходят интеллигентные, воспитанные люди. Их сразу видно – по внешности, по одежде, по манерам. В тот момент в камере была только одна женщина по этой статье. А все остальные – наркоманки. Статьи у них были разные – у кого за хранение и сбыт, у кого просто за воровство. Но все попали из-за наркотиков. Когда они сели за стол, чтобы со мной познакомиться, я обалдела: все молодые – до 26-27 лет. Поскольку они только пришли с воли, у них еще продолжались ломки. Все руки и ноги были в язвах. Почти у всех – ВИЧ или СПИД. Для меня это было настолько жутко! Да, при мне некоторые артисты занюхивали «дорожки». Но такого ужаса я никогда не видела. Я не могла себе позволить съесть конфетку, потому что на меня жадно смотрело 10 пар глаз. Из-за наркотиков у них печень «просила» сладкого. А передач никто из них не получал. Моим родным приходилось передавать мне сладкое и сигареты на всю камеру, чтобы я могла всех угостить и спокойно есть свое.

   В Печатниках я просидела три месяца, пока готовилась и рассматривалась моя кассационная жалоба. Увы, несмотря на очевидные нарушения и подтасовки в моем деле, приговор мне оставили без изменений. Все видели в «шапке» имя Ротару и не хотели идти против нее. После этого меня по этапу отправили в «зону» в Головино. Мне еще повезло, если в этом случае можно говорить о везении. До этого этапы во Владимирскую область шли через Нижний Новгород. Там очень страшная пересыльная тюрьма с тараканами и мышами. А меня везли уже более коротким путем – через Владимир. К тому же у нас был спецэтап, так как одна из девочек ехала с ребенком. Ее сопровождал врач, и благодаря этому, нас нигде долго не задерживали. Мы провели во Владимирской тюрьме только одну ночь и на следующий день уже прибыли в Головино. После недельного карантина меня сразу определили на работу в клуб. «Ну, давайте, Коняхина! Что-нибудь делайте!» - сказали мне. А откуда я знала, что можно и что нужно делать? В клубе уже работал устоявшийся коллектив из девочек, которые давно сидели. Я пыталась что-то доказывать и объяснять. Но меня не понимали. Это был очень сложный для меня период.

   Потом меня за небольшое нарушение, которое того не стоило, перевели в «цыганский» отряд и поставили на «швейку» притачивать воротники к полицейским рубашкам. Видимо, в клубе я всем мешала, и мне хотели таким образом указать мое место: «Будь, как все!». Шить-то мне было не трудно. Я вообще по жизни рукодельница. Трудно было сразу освоить незнакомую технику и вырабатывать норму. Только у меня пошло 60-70 процентов, как из-за отсутствия заказов начались простои, и выработка слетела до 30 процентов. К счастью, меня не сильно «кололи» за невыполнение нормы, так как я параллельно продолжала руководить хором в клубе, и мой хор занимал первые места на всех конкурсах. Все выходные я проводила на репетициях. И еще успевала заниматься вышиванием. Вышила бисером икону Матронушки для своего мужа. Когда ее освящали в нашей церкви, наш батюшка отец Андрей посетовал: «А нам никто не вышивает ничего подобного». Тогда я вышила еще одну икону для церкви. Полгода над ней трудилась. Она была огромная – 50 на 70 см. И получилась настолько хорошо, что отец Андрей преподнес ее от женских колоний Владимирской области на 75-летие настоятелю Владимирско-Суздальского монастыря отцу Евлогию. Для нее сделали оклад и на обратной стороне указали мое имя. Как мне объяснили, теперь в монастыре молятся за мое здравие.

   Через некоторое время в клуб пришла новая начальница и, увидев, как я занимаюсь с хором, сделала все, чтобы меня вернули на клубную работу. Им нужно было показать, что они что-то делают. А кто, как не я с моим опытом, мог им в этом помочь? У меня ко всему был глобальный подход. Если я устраивала празднование Масленицы или концерт «Жди меня», то у меня стояла на ушах вся «зона». А какие спектакли я ставила! Друзья прислали мне с воли фонограммы мюзиклов «Бременские музыканты» и «Лукоморье». Мы с девчонками по полгода репетировали. Сами делали костюмы и рисовали декорации. А в «Лукоморье» сзади еще шло видеоизображение: если леший бежал по лесу, лес двигался. Такого там никогда в жизни не видели. Нам даже пришлось отдельно повторять спектакль для администрации. Но самое главное, чего я достигла в моей работе, – мне удалось помочь многим девочкам поднять свою самооценку. Например, у нас сидела циркачка, которая крутила шесть обручей. Ее посадили за наркотики. Как она ни старалась на «швейке», у нее ничего не получалось. Но после того, как она показала в одном из концертов свой номер с обручами, к ней сразу стали по-другому относиться. Увидели, что она тоже что-то может в этой жизни. И из «зоны» она вышла совсем с другой самооценкой. Таких случаев была масса. Девочки начинали гордиться собой, как они замечательно поют, какие они могут быть красавицы. Постепенно переломилось и предвзятое отношение ко мне со стороны администрации «зоны».

   В связи с изменениями в законодательстве сейчас по 159 статье практически не сажают. Присуждают штрафы или исправительные работы. А я отсидела три года и три месяца. Многие ошибочно считают, что меня досрочно выпустили на свободу за победу на «Калине красной». На самом деле вопрос об условно-досрочном освобождении, как и положено по закону, решает суд. Нужно, чтобы человек отсидел не менее половины срока и имел положительные характеристики. «Калина красная» дает лишь дополнительные плюсы. За победителей ходатайствуют ФСИН России и попечительский совет конкурса. Но далеко не все получают УДО. О том, как проходило рассмотрение этого вопроса у меня, стоит рассказать отдельно. Суд находился в городе Судогда, всего в 20 километрах от нашей «зоны». Но возили нас туда сложными окружными путями. Иначе, как отмывкой денег, это не назовешь. Сначала тех, кому нужно было на суд, с вещами сажали в «столыпинский» вагон и везли во Владимирскую тюрьму. Перед помещением в камеры там всех «шмонали». Причем, мужиков всегда пропускали вперед. Это бабы все сносят. Ну, одна какая-нибудь повякает. А мужики не молчали и начинали возмущаться. Как правило, во Владимире нас долго не задерживали и уже через несколько часов отправляли на «автозаке» в Кольчугино. Тем не менее, при выходе из камеры «шмон» снова повторялся. Складывалось впечатление, что охранники не доверяли сами себе. Из Кольчугинской тюрьмы нас уже доставляли в Судогодский изолятор временного содержания. Все заранее знали, что суд назначен на 10 утра. Но этап на Судогду – хоть ты тресни! – отправлялся из Кольчугино только после обеда. В обед меня вывели из камеры и объявили, что суд перенесли на месяц в связи с… моей недоставкой.

   В ожидании суда мне пришлось месяц провести в Кольчугинской тюрьме. В камере со мной сидели «кратки» - не единожды судимые. Одна женщина отмотала в общей сложности 25 лет. Всю жизнь жила по принципу «украл, выпил – в тюрьму». Она рассказывала, какие страшные вещи творились раньше в тюрьмах и «зонах». Например, в знаменитой «зоне» в мордовском поселке Потьма женщин летом и зимой заставляли ходить в кирзовых сапогах. Из-за этого ногти у нее на ногах превратились в жуткие наросты, которые не берут никакие ножницы. Я подарила ей пилочку для ногтей и опять угощала своими передачами всю камеру. Хотя надо признать, что в Кольчугино нас и так неплохо кормили. Давали даже мясо с картошкой или макаронами. Говорят, питание там наладилось после того, как мужики в камере убили педофила, и у них поменяли начальника тюрьмы. Когда меня, наконец, довезли до Судогодского суда, в зал заседания неожиданно для меня вошла замначальника нашей колонии по воспитательной работе. «Вам надо написать заявление, что вы просите перенести суд и рассмотреть дело без вашего участия», - сказала она мне. Видимо, у нее были опасения, что, освободившись раньше, я не поеду на финал «Калины Красной». Одна девочка-наркоманка, несмотря на обещания, туда так и не доехала. И поэтому со мной решили не рисковать. В результате добираться в Барнаул на «Калину Красную» мне пришлось по этапу. «Ну, значит, так надо, - сказала я. – За свой счет ехать до Барнаула дороговато. А на этапе я лучше прочувствую тюремную жизнь». И я прочувствовала все по полной программе.

   Из «зоны» нас доставили во Владимирскую тюрьму. Там мы две недели ждали этапа на Екатеринбург. «Отдельный привет» хочется передать начальнику Екатеринбургской тюрьмы «Елизавета» за беспредел по отношению к женщинам. Как участникам «Калины красной» нам полагался особый порядок содержания – отдельно от других заключенных. И то нас умудрились посадить в камеру, где на 10 мест находилось 16 человек. В основном это были «кратки», следовавшие транзитом в больничку для наркоманов в Цивильск. Они все беспрерывно курили. Поскольку спать приходилось по двое, у них сразу же сложилась одна пара со всеми вытекающими нюансами. Кормили там одной сечкой, которую есть было просто невозможно. Врачи хамили и не давали нам даже элементарных лекарств от простуды и от головной боли. Из Екатеринбурга нас повезли в «столыпине» дальше по этапу: сначала – в Новосибирск, а уже оттуда – в Барнаул. «Первый раз еду по маршруту, который не сама составляла», - шутила я с конвойными. Именно в поезде я почему-то почувствовала, что в «зону» больше не вернусь. Казалось бы, я только удалялась от Москвы. Судебного решения по УДО еще не было. Но у меня было ощущение, что я еду домой. И на этот раз оно меня не обмануло.

   Несмотря ни на что, на Ротару я зла не держу и по-прежнему считаю ее самой лучшей певицей. В «зоне» я даже разучивала с девочками песни из ее репертуара – «Алексей, Алешенька, сынок», «Червона рута», «Красная стрела». Думаю, Софию Михайловну сбил с толку сын Руслан. Ему наговорили, будто я проиграла деньги Ротару в казино. Он не разобрался и сделал поспешные выводы. А для матери сын – это святое. Он всегда прав. Не могу я осуждать и прокатчиков, которые дали против меня показания. Многие сделали это сгоряча, не предполагая, во что все это выльется. Видимо, надеялись таким образом ускорить получение своих денег. А что вышло в итоге? Ну, хорошо – меня посадили. 50 процентов от моей зарплаты отчислялось на погашение исков потерпевших. В клубе у меня была официальная зарплата 400 рублей. А на «швейке» - и вовсе 60 рублей. За три с лишним года с меня в общей сложности высчитали 27 тысяч рублей. Плюс еще полторы тысячи я им перевела добровольно. Самое смешное, что два раза в «зону» от потерпевших приходили бумаги с претензиями, что даже эти деньги до них не дошли. Разумеется, я от своих долгов не отказываюсь, и как только оклемаюсь, буду этот вопрос как-то решать. А тем коллегам по шоу-бизнесу, которые поспешили от меня откреститься и начали поливать меня грязью, хочется сказать: в такой ситуации, как я, может оказаться каждый. Пока я сидела в красивых местах, уже со скандалом уволили директора Николая Баскова Андрея Неклюдова, который еще до решения суда обзванивал всю страну и всем говорил, что я воровка и мошенница. А художник Борис Краснов, уничижительно отзывавшийся обо мне, как известно, сам попал под следствие. К счастью, хороших людей вокруг меня оказалось гораздо больше. Помощь и поддержку мне оказывали не только мои родные и друзья, но и совершенно незнакомые люди. Огромное спасибо им всем за это!

   В заключении нашего разговора Ольга Коняхина по секрету сообщила, что 15 октября примет участие в сольном концерте своего мужа Александра Юрпалова в питерском Театре эстрады и исполнит песню «Зима в Головино», которую он написал ей для конкурса «Калина Красная». Кто знает, если дела так дальше пойдут, может, Ольга Петровна станет новой звездой шансона, и София Ротару еще будет локти кусать, что, посадив ее за решетку, невольно помогла ей сделать карьеру?

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» № 40, 2013)

Лучше хором

Зима в Головино

Слова и музыка Александра Юрпалова

На казенный дворик выпал снежок.

И подул в окошко холодный ветерок.

Заморозить девок решила зима.

Но не тут-то было. Не выйдет… ничего!

Припев:

Зима. Холода. Опять который раз

С морозом заодно зима в Головино.

Зима. Холода. Замерзли снегири.

И снится девкам дом родной и мужики.

На казенный дворик выпал снежок.

Разольем по кружкам горячий кофеек.

Карамелька – радость одна на целый день.

Закурим сигарету и плюнем на метель!

Припев.