на выступление начинающего Бориса Гребенщикова в Москве пришло только два зрителя

Недавно один за другим отметили 60-летие два патриарха российской рок-музыки – лидер группы «Машина времени» Андрей Макаревич и лидер группы «Аквариум» Борис Гребенщиков. Воспоминаниями об их непростых путях к успеху с «Экспресс газетой» поделился Заслуженный деятель искусств России, кинорежиссер и писатель Александр Стефанович, в фильмах которого они снимались.

   - В 1979 году моя тогдашняя жена Алла Пугачева поссорилась со своими музыкантами, - издалека начал свой рассказ Александр Борисович. - Это происходило у нее постоянно. Она пришла домой в слезах и принялась жаловаться: «Они меня достали. Я их выгнала. Теперь мне не с кем выступать. А на носу гастроли». Я тогда принимал близко к сердцу все, что происходило с Аллой. И стал думать, как ей помочь. Буквально на следующий день я ехал на своих «Жигулях» на «Мосфильм», включил радиоприемник и услышал песню «Каждый, право, имеет право на то, что слева, и то, что справа». Первая мысль у меня была: «Как у нас такое могут передавать по радио? Неужели советская власть кончилась?». Тут раздался голос диктора на английском языке. Оказалось, это была Всемирная служба Московского радио (Radio Moscow World Service), которая вещала для иностранцев в преддверии московской Олимпиады. Потом грянула другая песня «Вот новый поворот, и мотор ревет. Что он нам несет – пропасть или взлет, омут или брод?». Совершенно обалдевший, я приехал на «Мосфильм» и поручил своим ассистентам немедленно разыскать ребят, которые исполняют эти песни. «Это самодеятельная группа «Машина времени» из Архитектурного института, - доложили мне. – Сейчас их взяли в Росконцерт подыгрывать артисту, который читает со сцены «Маленького принца» Экзюпери». И дали мне телефон их руководителя Андрея Макаревича. Я созвонился с ним и в тот же день получил приглашение на концерт «Машины времени». «Алла, твои проблемы решены, - радостно сообщил я Пугачевой. – Я нашел для тебя потрясающий ансамбль. Поедем их послушать!». Концерт проходил в кафе «Олимп» в Лужниках. Оно было битком забито публикой. Люди чуть ли не на люстрах висели. А в Москве в это время стояла жуткая жара под 40 градусов. Дышать в кафе было нечем. Мы буквально умирали от духоты. Ближе к концу концерта к нам с Пугачевой подошел человек, представившийся директором Лужников. «Не хотите освежиться? – предложил он. – Тут у нас есть открытый бассейн. Можно там поплавать». Мы с радостью приняли его приглашение. Купальных принадлежностей у Аллы с собой не было. И я одолжил для нее белый халат у торговавшей неподалеку мороженщицы. После концерта к нам присоединились Макаревич и другие участники «Машины». Я стал знакомить их с Пугачевой. И вдруг заметил, что они стыдливо отводят в сторону глаза. Выяснилось, что намокший халат прилип к телу Аллы, и сквозь него просвечивали все ее прелести. После этого мы поехали в мастерскую к моему товарищу - художнику Эдуарду Дробицкому. Я предложил привлечь его к постановке совместной концертной программы «Машины» с Пугачевой. «Сделаем шоу не хуже, чем у «Queen» или у Тины Тернер!» - заверил я. Алла была довольна. «Эти ребята – мое спасение», - повторяла она. Прошло несколько дней. «Ну, как у тебя идут дела с «Машиной»? – поинтересовался я у Пугачевой. – Ты уже с ними репетируешь?». «Я не буду с ними работать, - огорошила меня Алла. – Мне нужны люди, которых я могу послать в любую секунду. А эти ребята – талантливые, независимые. Они сами меня могут послать». Через некоторое время я развелся с Пугачевой и приступил к работе над фильмом «Душа» с участием Софии Ротару. Она играла певицу, которая на вершине славы теряет голос. Нужно было, чтобы она кому-то уступила место на сцене, кого-то после себя оставила. И тут я вспомнил про «Машину времени». «Почему бы не осуществить то, что не получилось с Пугачевой, и не объединить их с Ротару?» - подумал я. Соне эта идея понравилась. В фильме она исполнила вместе с «Машиной времени» их песни «Барьер», «Костер», «За тех, кто в море», «Скажи, мой друг». А «Каждый, право, имеет право» и «Кого ты хотел удивить» спели сами «машинисты». Правда, возникла одна проблема. По сценарию, у героини Ротару завязывался роман с солистом ансамбля, который изображала «Машина времени». Но Андрей Макаревич был заметно моложе Сони. А, по тем временам, у наших знаменитых певиц еще не было принято заводить романы с молоденькими мальчиками. Пришлось включить в ансамбль другого солиста, который по возрасту больше подходил бы на роль героя-любовника. Им стал мой друг детства Миша Боярский. С точки зрения поклонников «Машины времени», это был полный абсурд. Но сам Макаревич отнесся к этому с пониманием. Тогда «Машина» была полуподпольной группой. А участие в фильме «Душа», который стал рекордсменом проката 1982 года и собрал 58 миллионов зрителей, принесло им общественное признание и открыло путь на официальную сцену.

   Съемки «Души» проходили в Ялте. Каждый вечер на балконе моего «люкса» в гостинице «Южная» собирались за столом Соня Ротару, Алик Тайванчик, оператор Володя Климов и другие члены съемочной группы. Участвовали в наших посиделках и «машинисты» во главе с Макаревичем. Мы пили в немеренном количество сухое вино, а музыканты дарили нам свои песни. Сейчас Макаревича друзья называют Макар. Это прозвище ему придумал я. Мы с ним тогда подружились и проводили вместе много времени. У Андрея был прилив вдохновения. Однажды утром мы с ним ходили по набережной в поисках натуры и напротив гостиницы «Ореанда» увидели кафе в виде старинной пиратской шхуны. А вечером у меня на балконе он спел замечательную песню «Старый корабль», которую сочинил буквально за несколько часов. Однажды в перерыве между съемками мы с Макаревичем поехали в Чуфут-Кале – средневековый город-крепость неподалеку от Бахчисарая, где до XIX века жили крымские иудеи - караимы. Когда мы спускались с перевала, у моих «Жигулей» отказали тормоза. Мы с бешеной скоростью помчались по дороге вниз и уже попрощались с жизнью. От гибели нас спас «улавливающий тупик». Машина влетела в него и остановилась. На территорию Чуфут-Кале можно было попасть только с организованной экскурсией, но, благодаря моему «мосфильмовскому» удостоверению, нас пустили туда в частном порядке. Город представлял собой высокую скалу. Внизу находился единственный вход с воротами. А наверху – площадь с частично сохранившимися постройками, в том числе, вырубленными в скале многоэтажными пещерами. Мы с Андреем так увлеклись, что не заметили, как все экскурсанты ушли, и нас заперли внутри города. На наши крики и стук в ворота никто не откликался. Мы поняли, что нам оттуда не выбраться, и стали искать себе место для ночлега. Зашли в какую-то синагогу и вдруг услышали непонятно откуда звучащие женские голоса, которые громко ругались матом. Уже начинало темнеть. И все это производило жутковатое впечатление. К счастью, сотрудница, которая разрешила нам пройти в город без экскурсии, спохватилась, что мы не вышли с остальными посетителями, вернулась и освободила нас. «Хорошо, что я про вас вспомнила, - сказала она. – С завтрашнего дня Чуфут-Кале закрывался для посещений. В течение нескольких дней там бы никого не было, кроме горных коз, змей и медведей. Пока бы вас хватились, вас бы там попросту сожрали». Ее очень заинтересовал наш рассказ про матерные женские крики. «Похоже, я нахожусь на пороге научного открытия, - обрадовалась она. – Чуфут-Кале в средние века считался абсолютно неприступным городом. Его обитатели всегда заранее знали о приближении врагов. Как им это удавалось – никто не мог понять. По моим предположениям, дорога, ведущая к городу по скале, создавала необычный акустический эффект, благодаря которому с определенной точки можно было издалека слышать шум вражеского войска. И ваш рассказ это подтверждает. Судя по всему, вы нашли это окно в скале и слышали крики из расположенной в нескольких километрах женской психиатрической больницы». На этом наши с Макаревичем приключения не закончились. По окончании съемок в Ялте мы с ним поехали на моих «Жигулях» в Москву. По дороге Андрей затащил меня в Гурзуф. По его словам, там был потрясающий молодежный лагерь, куда он когда-то приезжал с «Машиной времени». «Как много там было красивых девушек! – без конца рассказывал Макаревич. – А какое вкусное вино наливали у них в баре!». К нашему разочарованию, лагерь оказался абсолютно пуст, а бармен не смог предложить нам ничего, кроме сока. Тогда Андрей предложил поехать на Днепр. «Нам устроят там потрясающую рыбалку», - сказал он. Его знакомый привез нас на какую-то затоку. Макаревич понырял и вытащил несколько здоровенных рыбин, которых нам тут же закоптили. Естественно, закончилось все застольем. Тем временем на «Мосфильме» уже поднялась паника. Вся съемочная группа давно вернулась из Ялты. А режиссер и исполнитель одной из главных ролей пропали неизвестно куда. До Москвы мы с Макаревичем добрались только через неделю. Причем, по дороге попали в такой жуткий туман, что Андрею пришлось идти перед машиной и следить, чтобы я не съехал с дороги в кювет. Впоследствии он посвятил мне два своих стихотворения – «Из города уехало кино» и «Скажи, мой друг». У последнего была интересная предыстория. Я просил Макаревича написать финальную песню для «Души». Но у него как-то не складывалось. Он делал вариант за вариантом, и все было не то. А мы должны были в короткие сроки доснять фильм. Я работал на износ, без выходных. И в какой-то момент у меня случился гипертонический криз. Давление было 250 на 140. А пульс - 200. Я упал прямо на съемочной площадке. И меня увезли в больницу. Думали, что я умру. Макаревич об этом узнал и под впечатлением написал песню про уход человека из жизни: «Скажи, мой друг, зачем мы так беспечны В потоке дней и суматохе дел, Не помним мы, что век не будет вечным, И всем путям положен свой предел». Он прислал эту песню с посвящением мне в больницу. «Это как раз то, что нам нужно для финала!» - подумал я. У меня сразу же появился стимул вернуться на площадку и продолжить работу. Фактически Андрей своей песней меня «воскресил». Наше общение продолжилось и после завершения съемок «Души». Однажды друг детства Макаревича – бывший участник «Машины времени» Сергей Кавагоэ – пригласил нас поохотиться на уток. Мы сели в мои «Жигули» и поехали на озера в районе Каширы. Долго плавали на лодке по каким-то затокам. Меня посадили на весла и поручили грести. А Макаревич с Кавагоэ стреляли из ружей по уткам. Но ни одной так и не подстрелили. В результате мы ни с чем отправились обратно в Москву. Проезжая какие-то деревни, увидели в темноте светящиеся глаза кошек или какой-то другой домашней живности. И Макаревич с Кавагоэ на ходу начали палить из машины по этим кошкам. В квартире Макаревича в полукруглом доме на площади Гагарина мы тоже регулярно гуляли. У него была огромная кухня. И там всегда стоял дым коромыслом. В числе других гостей туда постоянно приходил молодой сосед Андрея по дому – высокий красивый парень по имени Костя, который смотрел на «Машину времени», как на небожителей, и спрашивал у меня, как стать кинорежиссером. Отец-академик мечтал видеть его биологом. Но сын пошел по творческой стезе. Сейчас его знает вся страна – это выдающийся телепродюсер, руководитель Первого канала Константин Львович Эрнст.

   Любопытно, что самого Андрея, как он мне рассказывал, подтолкнул к творчеству его отец – архитектор-дизайнер Вадим Макаревич, занимавшийся оформлением советских павильонов на всемирных выставках. Однажды он вернулся то ли из Англии, то ли из Канады и сказал сыну: «Андрюша, вот ты бездельничаешь, занимаешься неизвестно чем. А посмотри – ребята почти в твоем возрасте какую музыку сочиняют!». И поставил ему песни «Битлз». Обычно считается, что старшее поколение не воспринимает музыку младшего. А тут отец зарядил сына любовью к «Битлам». От этой любви у Андрея появилось желание купить гитару и самому играть что-то подобное. Созданная им группа «Машина времени» долгое время была для него хобби. Он закончил Архитектурный институт и даже работал по специальности. Но любовь к музыке все-таки оказалась сильнее. В 1982 году в газете «Комсомольская правда» вышел фельетон «Рагу из синей птицы», посвященный «Машине времени». Макаревич показал мне его и с грустным видом сообщил, что их там размазали по стенке. «Макар, ты должен гордиться, что про тебя написали фельетон, - начал успокаивать его я. – До тебя подобных фельетонов удостаивались Булат Окуджава, Владимир Высоцкий, Людмила Гурченко, София Ротару. Да и про мой последний фильм «Комсомолка» разродилась фельетоном «Фальшивая «Душа». Так что ты попал в очень хорошую компанию». И тут у меня мелькнула мысль, что эта ситуация – травля талантливого музыканта советской прессой - может быть хорошим сюжетом для фильма. Мы с драматургом Александром Бородянским написали на эту тему сценарий. Первоначально он назывался «Летающий корабль». Потом мы его переименовали в «Начни сначала». Главная роль, естественно, предназначалась Макаревичу. Но его неожиданно напрягло, что мы сделали героя бардом, исполняющим свои песни под гитару. «Я лидер «Машины времени», - сказал он. – А получается, что это фильм не о группе, а лично обо мне. Я не могу себе этого позволить». На что я ответил: «Макар, даже такие великие группы, как «Битлз», распались. И «Машина времени» рано или поздно развалится. А ты человек талантливый. Подумай о сольной карьере! На старости лет у тебя будет свой кусок хлеба». К счастью, мой прогноз не оправдался, и «Машина времени» существует до сих пор. Но тогда этот аргумент убедил Андрея, и он согласился сниматься. По правилам того времени, я должен был сделать пробы с участием нескольких актеров, чтобы худсовет мог выбрать лучшего. Поэтому, помимо Макаревича, я представил на главную роль других кандидатов – Бориса Гребенщикова, Максима Леонидова и Александра Розенбаума. Они в то время еще не были так знамениты, как сейчас. Помню, однажды Макаревич мне сказал: «В Питере есть потрясающий парень Боря Гребенщиков. Он сейчас приехал в Москву и в общаге Плехановского института будет давать концерт. Пойдем его послушаем!». Мы пришли в подвал Плехановки. На сцене сидел Гребенщиков с гитарой. А в зале было всего два зрителя – я и Макаревич. Тем не менее, концерт состоялся. И мы ему неистово аплодировали. Я хорошо запомнил свои впечатления от Гребенщикова. На его голове красовался «ирокез». А волосы были выкрашены во все цвета радуги. В результате на главную роль утвердили Макаревича. Но, чтобы поддержать Гребенщикова, Леонидова и Розенбаума, я снял их в «Начни сначала» в специально придуманном для этого эпизоде бардовской тусовки на корабле в Финском заливе. К сожалению, фильм подвергся достаточно жесткой цензуре. И в окончательном варианте от эпизода на корабле почти ничего не осталось. Протолкнуть на экран песни Макаревича тоже стоило большой крови. Приходилось даже менять некоторые строчки. Например, редакторы придрались к словам «Вагонные споры – последнее дело, Когда больше нечего пить, Но поезд идет, бутыль опустела, И тянет поговорить». Вместо этого нам предложили такой вариант «Вагонные споры – последнее дело, И каши из них не сварить, Но поезд идет, в окошке стемнело, И тянет поговорить». Посчитали, что тему выпивки лучше убрать от греха подальше. Однако, несмотря на все ухищрения, оставалась опасность, что фильм могут закрыть. Это были времена Черненко – самый черный период позднесоветской истории. Порядки были уже не такие либеральные, как при Брежневе. Запрещалось практически все. А у меня снимался в главной роли лидер опальной «Машины времени». Поэтому, пока шли съемки, я запретил пускать на площадку журналистов и давать в СМИ какую-либо информацию о фильме. Лишь в последний съемочный день я сделал исключение для журналистки из газеты «Советская культура». Она опубликовала небольшую заметку с фотографией исполнителей главных ролей – Макаревича и Игоря Скляра. Заметка вышла в субботу. А в понедельник в 10 утра был собран большой худсовет «Мосфильма». Недавно назначенный новый директор студии выступил на нем со следующей речью: «Товарищи! Меня вчера вызвали в ЦК КПСС и сказали, что такого-сякого Макаревича на нашей студии ошибочно сняли в главной роли. Это серьезный идеологический просчет. Выпускать такой фильм на экран нельзя. Что будем делать?». При этом он с укором посмотрел в мою сторону. «А что можно делать, когда фильм уже снят?!» - развел руками я. «Нельзя ли его переснять с другим актером?» - спросил директор. До того, как его назначили руководить «Мосфильмом», он писал книги о Ленине и в кино был полный профан. Я объяснил ему, что пересъемка невозможна, так как смета уже истрачена. Это подтвердили и члены худсовета – Сергей Бондарчук, Евгений Матвеев, Владимир Наумов, Георгий Данелия. Вдруг у директора загорелся глаз. «Товарищи! – воскликнул он. – Мне пришла в голову замечательная идея. Когда я принимал студию, мне показывали цех комбинированных съемок. Он ведь у нас лучший в стране. Там работают настоящие волшебники. А что, если в фильме все оставить, как есть, только голову Макаревича заменить головой другого артиста?». При современных компьютерных технологиях этот план вполне можно осуществить. Но в то время это было что-то из области фантастики. Бондарчук и другие наши великие режиссеры попадали на ковер от смеха. Директор понял, что сморозил глупость, и поспешил закрыть заседание худсовета. А фильм «Начни сначала» после долгих мытарств все-таки вышел на экран и собрал около 40 миллионов зрителей.

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» № 52, 2013)