Всю одежду Любови Орловой выбросила новая жена Григория Александрова

После смерти знаменитостей между родственниками обычно разгорается борьба за их элитную недвижимость, дорогие автомобили, денежные накопления и другие ценные активы. А как звездные наследники распоряжаются их личными вещами, одеждой, мебелью и различной бытовой утварью, «Экспресс газете» рассказал обладатель обширной коллекции таких предметов - наш коллега-журналист Павел СОСЕДОВ.

   Часть ВТОРАЯ

   - Мой журналистский и человеческий интерес к Фаине Раневской в свое время привел меня к вдове архитектора Алексея Щеглова. Его бабушкой была наставница и названная мать Фаины Георгиевны - актриса Павла Леонтьевна Вульф. Матерью - режиссер Театра имени Моссовета Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф, одна из жен Юрия Завадского. А самого Алексея Раневская знала с детских лет и называла эрзац-внуком. Его вдова Татьяна Исаева жила в квартире на Тверской-Ямской, принадлежавшей когда-то матери ее мужа. Мы с ней подружились. Оказалось, что у нее сохранилось немало книг и пластинок с автографами Раневской, которые Фаина Георгиевна дарила своей любимой Павле и своему любимому Лёсику. Жила вдова довольно небогато. Детей у нее не было. Из родственников остались только внучка мужа от его первого брака и родная сестра в Ярославле. И в какой-то момент, понимая, что она в Москве совсем одна, Татьяна Александровна решила переехать к сестре в Ярославль. Я ее попросил: «Когда вы будете переезжать, позовите меня! Понятно, что все вещи вы с собой не повезете. Тем более, библиотеку. Я какие-то книги у вас заберу». Но так получилось, что я добрался до нее только в самый последний момент перед переездом. Половину книг к тому времени она уже раздала. Я был страшно расстроен. Несколько дней тщательно перебирал то, что осталось. И десятка два автографов Раневской все-таки нашел. Например, пластинку с записью классики в исполнении Фаины Георгиевны и других артистов, на которой она написала: «Опять я в говне. Какое хамство!». Но самой главной реликвией, оставшейся у Исаевой от Раневской, был стол начала 20-го века. Фаина Георгиевна любила за ним сидеть и что-то писать. Правда, у этого стола не было столешницы. Щеглов когда-то отвез ее на дачу. А вместо нее положил большую дверь. Забрать этот стол у меня тогда возможности не было. И я пригласил к Татьяне Александровне представителей Бахрушинского музея. Они взяли люстру из квартиры Раневской на Котельнической набережной, которую она после переезда подарила Щеглову и Исаевой. Взяли рамку Павлы Вульф из нефрита, ее шкатулку для шитья и еще несколько вещей. А стол брать отказались. И кончилось тем, что он оказался на помойке. Позднее я побывал на даче Щеглова под Волоколамском. Уезжая из Москвы, Татьяна Александровна оставила мне ключи от нее и сказала: «Если хотите, можете там жить». На самом деле это была никакая не дача, а маленький щитовой садовый домик, который сам Щеглов построил. Из ценного я там обнаружил только кровать Павлы Вульф и столешницу от стола, которого уже не было. «Давайте я куплю у вас эту дачу!» - предложил я Татьяне Александровне. «Я бы с удовольствием, но у меня документы на нее потеряны», - ответила она. Три года спустя я спохватился и решил вывезти оттуда хотя бы столешницу с кроватью. «А дачу я еще год назад продала, - огорошила меня Исаева. - Человек очень назойливо мне звонил и заставил меня найти потерянные документы». Покупатель дачи оказался перекупщиком. Через неделю он должен был передать ее новым хозяевам. И домик Щеглова со всеми вещами пошел бы под снос. Буквально в последний момент мне удалось уговорить этого перекупщика съездить со мной под Волоколамск и отдать интересующую меня мебель. Столешница, к сожалению, за это время сгнила и превратилась в труху. Но вместо нее я взял в дополнение к кровати другой антикварный столик. Вывезти это добро тоже было непросто. Такси туда никак не вызывалось. Пришлось до глубокой ночи ждать на дороге, пока за мной приехала машина из Москвы и за 8 тысяч доставила меня с мебелью домой.

   Одним из эксклюзивов моей коллекции стали туфельки подруги Раневской Любови Орловой. Ее муж Григорий Александров после смерти Любови Петровны женился на вдове своего собственного сына. Она люто ненавидела Орлову и выбросила всю ее одежду и обувь. Купивший их дачу во Внуково адвокат Александр Добровинский нашел там только какие-то архивы. А из одежды Любови Петровны не осталось вообще ничего, кроме трех предметов. Фрагмент ее платья сохранился у известного «орлововеда» - телережиссера Михаила Куницына. Одна пара туфель оказалась у историка моды Александра Васильева. Ему их предала бывшая коллега Орловой по Театру имени Моссовета - эмигрировавшая в Израиль актриса Этель Ковенская. А другая пара находилась у соседки Любови Петровны по даче - актрисы Аллы Будницкой. И она подарила эти туфли мне. «Подарите мне и свои тоже - вот эти на шпильках! - попросил я. - Все равно вы их уже не носите». «Ишь какой хитренький!» - рассмеялась Будницкая. Но своих туфель так и не дала. А вот Ирина Мирошниченко еще при жизни подарила мне свою джинсовку Levis. Она думала, что я буду ее носить. Но джинсовка, конечно, была мне мала. Тем не менее, я ее сохранил, потому что в этой джинсовке Ирина Петровна в 90-х годах снималась в фотосессии в ковбойском стиле для календаря.

   Получил я прижизненный подарок и от Майи Плисецкой. Она мне очень симпатизировала. На камерном вечере в зале имени Чайковского даже посадила меня рядом с собой в первом ряду вместо своего мужа Родиона Щедрина. Все вокруг смотрели на нас с открытыми ртами и не могли понять, кто я такой и почему сама Плисецкая оказывает мне такую честь. Однажды я был у нее в гостях и, воспользовавшись случаем, попросил: «Майя Михайловна, хочу ваши пуанты!». «У меня ни одной пары не осталось, - развела руками она. - Последние раздала на благотворительные аукционы. Но я тебе кое-что другое подарю». И указала на книгу с красным корешком, стоявшую на стеллаже. Это был альбом о ней на французском языке, который издавал Пьер Карден. В России этого издания ни у кого не было. «Меня убьют за это, - призналась Плисецкая, подписывая его мне. - Но у меня в Мюнхене есть еще 4 или 5 таких книг. Я потом одну привезу». Сегодня в их с Щедриным московской квартире - музей. Интересно - появилась ли там такая книга.

   Вне зависимости от того, стал бы я заниматься коллекционированием или нет, у меня всегда была мечта иметь какие-то вещи Людмилы Гурченко. Она по жизни была моим главным кумиром. Именно с нее началось мое увлечение театром, кино и эстрадой. Мы с ней, конечно, были знакомы. На протяжении восьми лет Люся видела меня на всех ее спектаклях и концертах. Иногда даже сама меня куда-то проводила. Например, когда ее театральная компания привозила в Москву спектакли Римаса Туминаса, она посадила меня и мою подружку в свою машину, сама села за руль и повезла нас на прием в посольство Литвы. Но близкой дружбы, как с некоторыми другими артистами, у меня с ней не было. Первые вещи Гурченко, которые у меня появились, мне подарила девушка, работавшая с ней на антрепризных спектаклях как администратор. Люся вообще была человеком щедрым по отношению к своим близким, к тем, кого любила. В спектакле «Случайное счастье милиционера Пешкина» она играла хозяйку молочной лавки. Для этой роли ей нужна была какая-то простая обувь. У нее такой, понятно, не было. И администратор принесла ей свою. А Люся в благодарность отдала ей целый чемодан своих туфель и сумок, которые она уже не носила. И я получил от этой девушки в подарок одну сумку Moschino с оторванной ручкой и две пары летних босоножек Marc Jacobs. Счастью моему не было предела. Дважды музей Гурченко, открытый ее вдовцом Сергеем Сениным в их квартире в Трехпрудном переулке, проводил аукционы с целью сбора средств на развитие и выставлял на продажу что-то из ее вещей. Первый аукцион прошел впустую. Все вещи стоили очень дорого. И ничего, по-моему, не было продано. А на втором аукционе цены сделали уже подемократичнее. Я очень хотел купить одно из платьев Люси - работы Валентина Юдашкина 90-х годов. Стартовая цена на него была 150 тысяч рублей. У меня уже были отложены деньги на эту покупку. Но аукцион проходил в тот день, когда мне нужно было переезжать на другую квартиру. Участвовать в нем я никак не мог. И юдашкинское платье ушло. Насколько мне известно, оно оказалось у Эвелины Блёданс, которая как-то задействует его в спектакле «Любовь и голуби». Зато непроданным осталось другое - из легендарного телефильма Евгения Гинзбурга «Бенефис Людмилы Гурченко» 1978 года. И я уже задним числом купил его по стартовой цене.

   А дальше произошла совсем уж мистическая история. Меня пригласили на телепередачу, посвященную памяти Ирины Мирошниченко. В разговоре с редактором я упомянул о моем увлечении Гурченко. «А я дружу с ее внучкой Леной, - сказала редактор. - Она сейчас дачу собирается продавать». Эта дача в Новоглаголево после смерти Людмилы Марковны досталась ее дочери Марии. А когда и ее не стало, дачу получила в наследство внучка. «А можно с ней пообщаться? - заинтересовался я. - Если на даче остались какие-то ненужные вещи, может, я бы что-то у нее приобрел». Редактор дала мне контакты Лены. Я с ней созвонился. И она мне не отказала. Пригласила меня в Новоглаголево. Конечно, за 13 лет, прошедших после смерти Люси, многие из вещей были утрачены.  Тем не менее, кое-что интересное я нашел. Например, в гараже стоял пакет, который, судя по всему, руки не дошли выбросить. А в нем оказались пять пар Люсиных туфель. Среди непримечательных дачных вещей в гардеробе обнаружилось сшитое по эскизу Люси платье, в котором она снималась в фильме «Пестрые сумерки». Заинтересовал меня и джинсовый костюм, к воротнику которого Люсиной рукой был пришит подворотничок из любимых ею кружев. А почти мужскую рубашку и старый плащ 90-х годов, которые я поначалу даже не хотел брать и взял только из-за отсутствия чего-то лучшего, я потом с удивлением увидел на Гурченко при просмотре видеоверсии спектакля «Бюро счастья». Помимо одежды, Лена передала мне кое-что из посуды, подшитые Люсей занавески и несколько плакатов и фотографий. Что меня тронуло, на даче стояла в рамке фотография мамы Лены в молодости. Гурченко все ругали за распри с дочерью. А она держала фотографию Маши на прикроватном столике. Также я забрал с дачи пять коробок книг, подписанных Люсе многими нашими поэтами и писателями - «шестидесятниками». Среди них нашлись даже книги с подписями одному из ее бывших мужей Иосифу Кобзону. Что было удивительно, учитывая, как они расстались. А еще одна находка и вовсе произвела у меня в голове революцию. Это был сборник «Актеры российской сцены» с Люсей на обложке и с подписью «Паше на память! Никита Михалков». «Это же моя книга! - неожиданно дошло до меня. - Автограф у Михалкова я брал на ней, потому что ничего другого с собой не было». Я только не мог понять, как она попала к Гурченко. А потом вспомнил, что 20 лет назад подходил к ней с этой книгой за автографом. «Ой, а у меня нет такой! - воскликнула Люся. - Дай посмотреть!». Обещала вернуть. Но забыла. Я тоже об этом забыл. И вот теперь она вернулась ко мне вместе с Люсиной библиотекой. В последнее время моя коллекция так разрослась, что мне пришлось арендовать склад для ее хранения. Я стал всерьез задумываться об открытии своего музея. Нужно только найти помещение. Если кто-то готов в этом поучаствовать, буду очень рад сотрудничеству.

   Михаил ФИЛИМОНОВ («ЭГ» № 31, 2024)

   Часть ПЕРВАЯ

   МЕБЕЛЬЮ ЗЕЛЬДИНА ТРИ ГОДА ПОЛЬЗОВАЛИСЬ ГАСТАРБАЙТЕРЫ

   Гардероб Татьяны Шмыги у ее вдовца забрал историк моды Александр Васильев

   http://filimonka.ru/viewpub.php?num=1410